На шлеме «старшины» имелся поперечный гребень с красным плюмажем – наверное, чтобы бойцам лучше было видно командира в бою.

Начищенный чешуйчатый доспех – лорика сквамата – сиял, поверх него блестели серебряные фалеры – медали с блюдце величиной, штук семь, связанные цепочками.

По всему видать, кентурион.

«Господи, вот занесло-то!»

Отряд двигался налегке – при скутумах и с оружием, но без кирок, топоров, кольев для лагерного частокола, сумок, сундучков для личных вещей и прочего «багажа», который обычно тянет пуда на два точно.

Вовсе не зря легионеров прозывали «мулами»!

Приглядевшись к легионерам, Олег решил, что доблестных воинов среди них от силы двое.

Заматеревшие, мужественные, они выделялись не выправкой даже, а какой-то внутренней сосредоточенностью, алертностью.

Да и достоинства в них было – делиться впору.

А вот остальные – явные новобранцы.

Тироны, как тут говорят.

Кому по двадцать, кому за тридцать, тироны выглядели именно теми, кем и являлись – салагами.

Этих еще учить и учить, гонять и гонять, прежде чем в них проступят черты истинных легионеров.

Все они щеголяли в коротких – до колен – туниках некогда красного цвета, а ныне вылинявших до бледнооранжевого.

Сверху – стеганый поддоспешник и кожаный панцирь, усиленный железными пластинами да двумя полосами-хумералиями, защищавшими плечи.

У правого плеча каждого болтался привязанный за кольцо на верхушке шлем с боковыми щитками-нащечниками – у «дедов» с плюмажем, у тиронов – без оного.

Военный пояс-сингулум удерживал птериги, что-то вроде мини-юбки из кожаных полос, уберегавших бедра.

Интересно, что у легионеров мечи в ножнах висели на правом боку, а у кентуриона – слева.

Зато калиги – прочные воинские сандалии – у всех были одинаковы, а скрипели они так, что о скрытном перемещении и думать не моги.

– Древний Рим? – пробормотал Шурик.

– Ёш-моё! Где ж он древний? Вон гляди, тип в настоящей тоге! «С кровавым подбоем»… – И Быков затейливо выматерился.

Сухов безразлично оглядывал «типа», целеустремленно поспешавшего под эскортом легионеров.

Завидев Олега со товарищи, «старшина» неторопливо, вразвалочку, приблизился к ним.

От всей фигуры кентуриона исходила сила и уверенность. Квадратное лицо, посеченное шрамами, выражало полное бесстрастие.

– Сальве! – бросил он, подойдя.

– Сальве, – ответил Сухов, припоминая латынь.

В бытность его магистром он частенько прибегал к языку Горация – европейские варвары, чьи предки погубили великую империю, пользовались чеканной речью римлян как всеобщим средством общения, понятным и франку, и ломбарду, и какому-нибудь готу.

Олег быстренько оглядел себя и друзей.

Волосы, остриженные на галерах, отросли как раз до нужной длины.

Никто не усат, подбородки бриты (римляне считали длинные волосы и бороды достоянием варваров), так что четверку вполне можно счесть гражданами империи.

– Мы долго пробыли в Ливии, – медленно проговорил Олег, – и отстали от жизни. Кто правит нынче?

Траян?

Кентурион подбоченился.

– Ныне правит император Цезарь Траян Адриан Август, – гордо проговорил он, – Великий Понтифик, Отец Отечества!

– Это какой же год? – спросил, запинаясь, Пончик.

– Второе консульство Торквата и Либона.

– А год, год какой?

– Восемьсот восемьдесят первый от основания Города! – отчеканил вояка лязгающим голосом, затем вытащил меч и небрежно коснулся плеча Сухова:

– Меня зовут Юний Авл, я гастат-кентурион III Августова легиона. Отныне вы, все четверо, служите под моим началом! Недобор у нас… Вопросы есть?

– Вопросов нет! – отчеканил Олег.

– Тогда в строй! – Юний Авл указал место «попаданцам» в арьергарде.

Сухов с друзьями послушно зашагали в ногу как будто так и надо.