Я просто качаю головой.

Шуйлер чертыхается себе под нос.

– И разве тебе этого хочется? – продолжает Файфер. – Чтобы Блэквелл стал непобедимым?

– Не важно, чего мне хочется. Важно, что я должен это сделать.

– Не должен!

Шуйлер шагает к нам. Сощурившись, тянется к мечу. Меня пробирает холодок страха, и я, протянув руку, запускаю ее в мешок с солью на поясе у Файфер и швыряю пригоршню Шуйлеру в лицо.

Он дико визжит от боли – что напоминает мне визг гуля, в которого я тоже как-то швырнула солью, – и падает наземь, царапая свое лицо и перекатываясь медленными и неловкими от соли движениями.

Файфер на миг столбенеет, потом хватает еще горсть соли и мечет в него, падает рядом с ним и вытаскивает из своей сумки пригоршню чего-то зеленого и сладко пахнущего (перечная мята?), заталкивает ему под рубашку, в ботинки, даже в штаны. Наконец Шуйлер перестает стонать, замирает. Она припадает губами к его уху.

– Это для твоей же пользы, – шепчет она, вскакивает на ноги и говорит: – У нас есть минут двадцать, пока он не придет в себя. И можешь мне поверить, лучше бы нам оказаться как можно дальше отсюда. Так что бери факел и айда.

Схватив меч, она бросается к двери и выскальзывает наружу. Я убираю лезвия ножа и сую его в ботинок. Проходя мимо гроба за факелом, я останавливаюсь взглянуть. Внутри – идеально сохранившееся тело рыцаря. В соответствии со своим прозвищем, он полностью зеленый: зеленые волосы, зеленая кожа – и даже доспехи. Поразительно.

В двери возникает голова Файфер:

– Элизабет!

– Иду.

Хватаю со стены факел, и когда отхожу, свет падает на каменную глыбу, в которой заключен гроб рыцаря. Тут я замечаю то, чего раньше не видела. Следы. Что-то вырезано или вытравлено на камне: буквы, символы, – наверное, рунический алфавит, очень древняя магия.

Я не в состоянии их прочесть, хотя смысл достаточно ясен: рыцарь покоится под скрижалью проклятия.

Выскальзываю в дверь, и мы с Файфер бежим прочь из туннеля, по камням, вниз по склону.

– Это ты хорошо сообразила, – говорит Файфер. – С солью. Я уж думала, мы пропали.

– Что ты насовала ему в штаны? Перечную мяту?

Она кивает:

– У него от нее жуткая чесотка. Покроется сыпью не меньше чем на месяц. Притом в очень чувствительном месте.

Тут я начинаю смеяться. Мы уже где-то на середине склона. Под нами виднеется озеро, где все еще продолжается веселье.

– Ну? – Файфер поднимает Азот вверх. – Это он и есть? То, что ты должна была найти?

Я качаю головой:

– Нет. Николас сказал, что я пойму, когда увижу этот предмет, а этот меч ничего для меня не значит.

Файфер смотрит на меч, на меня, снова на меч.

– Уверена? Ну-ка, взгляни еще раз.

Она тычет мечом мне под нос, я проворно отскакиваю.

– Осторожней!

– Прости. – Ни малейшей нотки вины в голосе. – Но как же пророчество? В зеленое спустишься ты стража смерти найти. К тринадцатой он лишь способен тебя привести. Страж смерти рыцаря – вот этот меч. Поэтому Шуйлер и пришел за ним. – Файфер досадливо хмыкает. – И он же приведет тебя к Тринадцатой.

– Извини, – говорю я. – Но это не то.

У Файфер такой разочарованный вид, что мне даже жаль ее.

– Послушай, – продолжаю я, – не так уж все плохо, а? Блэквелл хотел этот меч, а сейчас не получит его. Тем более удачно, если принять на веру, что он действительно так работает, как расписал Шуйлер.

– Наверное. – Файфер пожимает плечами. – И что нам с ним делать? Надо продолжать поиски, но мне совсем не хочется тащить его туда, где все эти люди. Пусть даже они ничего о мече не знают, зато могут заинтересоваться камешками.

Она вертит Азот в руке, изумруды ярко блестят даже в тусклом свете факела.

– Давай отнесем его к Гумберту, – предлагаю я. – Оставим его в соборе и вернемся. Сколько продлится праздник?

– Достаточно долго, – отвечает Файфер. – Сегодня ведь последняя ночь. Не меньше чем до рассвета.

– Годится, – говорю я. – Только вот не знаю, что делать с Шуйлером…