Все то же молчание. Продолжают себе гудеть, как улей, полный старых пчел. Я прокашливаюсь и продолжаю, на сей раз чуть громче:

– В распоряжении подозреваемых находятся следующие тексты, каждый из которых входит в Librorum Prohibitorum, королевский официальный список запрещенных книг: Альбертус Магнус, «Magister Serpentarium», Томас Гранмер, «Новая книга обычных заклинаний», Дезидериус, «Справочник рыцаря-реформиста».

На это они уж точно ответят! Ничто у них не вызывает такой ярости, как известие о том, что я побывала у них в домах и нашла спрятанное там, где никому бы в голову не пришло искать. В тайниках под половицами, под насестом в курятнике, в соломенном матрасе. Все, что колдун может спрятать, я могу найти.

Тут до меня доходит, что нет смысла мне стоять и перечислять их преступления, когда я взяла их с поличным на куда большем. И мне не совсем понятно, что теперь делать. Не стоять же целый день, слушая, как распевают эти старые идиоты, – и я не могу допустить, чтобы они завершили свои заклинания. Но и вмешаться и пустить в ход клинок я тоже не могу. Нам полагается лишь ловить и ни в коем случае не убивать: закон Блэквелла, который никто из нас не смеет нарушить. И все равно пальцы сжимаются на рукояти, меня так и подмывает врезать им по первое число, и тут я замечаю одну вещь: в розоватом тумане тигля начинает возникать контур. Он поднимается в воздух, раскачиваясь и раздуваясь под несуществующим призрачным дыханием. Чем бы ни был этот призрак – по моему мнению, это Псевдодемокрит, урожденный Дэниел Смит, которого выкапывали на моих глазах, – он вызывает отвращение. Нечто среднее между трупом и привидением, прозрачное, но гниющее, мшистая кожа, рассыпающиеся в суставах конечности, внутренности наружу. От него идет странное жужжание, и я вдруг соображаю, что он покрыт мухами.

– Элизабет!

Голос Калеба возвращает меня в реальность. Сейчас он стоит рядом со мной, кинжал держит перед собою, уставясь на возникающий перед нами предмет.

– Как ты думаешь, – шепчу я, – это призрак?

Он качает головой:

– Не думаю. Слишком он… как бы это сказать…

– Сочный?

Рот Калеба искривляется в презрительной гримасе.

– Угу. Я бы предпочел слово «плотный», но ты права. И чтобы поднять призрака, усилий пяти человек не нужно. Так что – гуль, быть может? Или упырь. Трудно сказать, он ведь еще не полностью сформировался.

Я киваю.

– Им надо помешать, пока они не закончили, – говорит он. – Бери тех двоих, что слева, а я тех троих справа.

– Не пойдет, – поворачиваюсь я к нему. – Это мой арест, я беру всех пятерых. Так договаривались. А ты вот эту плотную тварь в котле.

– Нет, пятерых тебе одной не взять.

– Еще три соверена – и возьму.

– Элизабет…

– Сам ты Элизабет!

– Элизабет!

Калеб хватает меня за плечи и разворачивает к себе. Некроманты перестали распевать, и в комнате стало тихо. Смотрят они все прямо на нас. Вместо костей в их руках зажаты длинные кривые ножи, причем все наставлены в нашу сторону.

Я вырываюсь из хватки Калеба, делаю шаг к ним, высоко подняв меч.

– Что ты здесь делаешь, девочка? – спрашивает один из них.

– Я пришла вас арестовать.

– В чем нас обвиняют?

Я раздраженно хмыкаю. Если он думает, что я снова буду проговаривать всю процедуру ареста, то его ждет сюрприз.

– Вот этот предмет. – Я тыкаю мечом в сторону подергивающегося видения. – В этом и обвиняют.

– Предмет? – оскорбленным тоном говорит кто-то из них. – Это не предмет. Это гуль.

– Говорил же тебе, – шепчет сзади Калеб. Я не отвечаю.

– И это последний предмет, который тебе суждено увидеть, – добавляет некромант.

– Размечтался, – отвечаю я, доставая наручники.

Отвожу взгляд всего на секунду, но ее хватает. Один из некромантов мечет нож.

– Берегись! – успевает крикнуть Калеб, но слишком поздно. Нож с тошнотворным хлюпом входит мне в грудь над сердцем.