Гурова.
«Только бы сообщить своим!» мучительно подумал Лебедев.
Свет в окне
Голованов надел кепку и попрощался с Башметовым:
— У меня что-то голова разболелась. Поеду за город. Поброжу.
Башметов заботливо посмотрел ему в глаза:
— Вид у вас утомленный. Зайдите в аптеку, примите таблетку кальцекса, — лучшее средство против простуды.
Последние месяцы, после ссоры из-за мухи, Башметов особенно нежно, почти по-отцовски относился к Голованову, добывал для него интересные книги, предлагал билеты в кино. Но Голованову было некогда. Кроме того, излишняя предупредительность Башметова его раздражала. Однако с советом Башметова насчет кальцекса Голованов согласился. Выходя, заглянул в кабинет Груздева. Там было пусто. Одиноко горела лампа на столе. Голованов заботливо потушил ее, прошел широким коридором, спустился по лестнице мимо дежурного, показал ему пропуск и вышел на заводский знакомый двор. Звенели автокары, гулко шумели вентиляторы. Из кузнечной экспериментальной мастерской показался Звягин, увидал Голованова, спросил, как всегда, дружески:
— Далеко ли, Ваня?
— Голова заболела. Хочу по воздуху пройтись.
Звягин остановился и при свете больших дворовых фонарей участливо вгляделся в лицо юноши:
— На здравпункт сперва зайди, браток. Может быть, тебе бюллетень надо да в кроватку, а ты — разгуливать по воздуху…
— Обойдется, Константин Иванович, — тихо возразил Голованов и улыбнулся: — Меня остров Целебес очень интересует.
Тот слегка кивнул головой:
— Так? Ну-ну… Двигай.
— Я тогда к вам, Константин Иванович, если что…
— Подожду.
Через проходную будку Голованов тихо вышел на улицу и медленно спустился в станцию метро.
Длинноносый человек в мягкой шляпе равнодушно пускал клубы папиросного дыма и любовался выставленными в витрине кондитерской шоколадными тортами и аппетитными пирожными. По отражению в толстом зеркальном стекле он ясно видел, как Голованов вошел в станцию метро. Человек отошел от витрины, прошелся по тротуару и взглянул теперь на заводский корпус, возвышавшийся за забором.
Одно окно во втором этаже корпуса чрезвычайно ярко осветилось. Тогда молодой человек закурил новую папиросу и медленно двинулся вдоль магазинных витрин. Впрочем, необычайное освещение окна заметил не только он один. Окно принадлежало кабинету Груздева, и это очень хорошо знал Голованов. Отлично помнил также Голованов, что всего десять минут назад он потушил лампу на столе Груздева и кабинет должен быть сейчас заперт. Войти туда и зажечь лампу могли только двое. Кто же из них?
Лампа погасла, потом зажглась два раза и опять погасла. Это произошло, когда Голованов делал первую сотню шагов. Лампа больше не зажигалась. Мысль, простая, но настойчивая, явилась у Голованова неожиданно и остро: «Сигнализация? Нет, нет… А вдруг?..»
И сейчас же решил проверить свое подозрение. Он уже спустился по эскалатору, но тотчас же поднялся и опять вышел на улицу через другой выход.
Сначала Голованов не обратил внимания на человека в мягкой шляпе: его внимание привлек Башметов в какой-то нелепой незнакомой кепке. Вот Башметов нагнал мягкую шляпу, вот мягкая шляпа и Башметов пошли в гастрономический магазин и через минуту вышли, чужие друг другу, и разошлись в разные стороны: шляпа свернула в переулок за угол, а Башметов побрел вдоль улицы тихим шагом поработавшего и слегка утомленного труженика.
Голованов потрогал себя за лоб, пощупал правой рукой пульс: «Кажется, я действительно нездоров. Может быть, мне все только кажется? Или я видел дурной сон? Какой я глупый и смешной! Вообразил… Эх ты, Голован!.. Поворачивай оглобли, топай обратно в мастерскую. Там тебя дожидаются таблицы и логарифмы… Или подождать здесь? А может быть, сейчас зайти к Груздеву и рассказать? Но что, собственно говоря, случилось? Вдобавок, Владимира Федоровича, конечно, нет дома».
По Северной улице Голованов дошел до дома, где жили Груздевы. Перед подъездом стояла Лика. Голованов заметил крайне растерянное выражение бледного лица девочки:
— Что с тобой?
Лика, не отвечая, быстро повернула обратно. Голованов взял ее за руку. Она не освобождала своей руки. Так Голованов и вошел с Ликой в подъезд,
