Инженер махнул рукой Бутягину:

— Вы поезжайте… Полтора километра? Мы с товарищем Головановым пешком дойдем. У нас разговор…

Лика шла рядом и слушала, как ее отец разговаривал с молодым человеком:

— Чертеж вашей модели я помню, как будто вижу перед собой во всех деталях… Ваше имя-отчество?..

Голованов потупил глаза:

— Иван Васильевич… Но это неважно.

— Все важно на этом свете, мой друг. Скажите, пожалуйста, у вас в статье, насколько я помню, проектировалось предварительное разрыхление почвы…

— Не обязательно.

Лицо инженера сделалось сосредоточенным:

— При каждом поступательном движении колес посадочные резцы должны опускаться в почву. Трехплечный рычаг у вас имел целью удобнее передвигать ростки. А если бы сделать передачу несколько иначе, — скажем, транспортерной лентой?

— Понадобится бесконечный винт, — заметил Голованов просто.

Но в его лице Груздев увидал выражение решительности и уверенности. Это инженеру понравилось.

В летном клубе по случаю прилета гостей из центра состоялся митинг. Бутягин остался доволен проверкой работы. Заметил инженеру:

— Можем смело начинать строить нашу модель.

Инженер поделился впечатлением о Голованове:

— Парень действительно головастый. Сидит в нем этакая изобретательская изюминка. Хорошо бы мне такого на завод… А?

Бутягин пожал плечами:

— Он только что весной окончил институт. Совсем зеленый юноша. Но, говорят, давно и серьезно интересуется машинизацией.

На митинге Бутягин произнес краткую речь о достижениях агрохимии:

— Химия — сама жизнь. Мы со всех сторон окружены химией. Зажег я спичку — начался химический процесс горения. Удобрения свезли в поле — тоже химия… Теперь у нас на очереди задача проникнуть в тайны прорастающего зерна, овладеть и ускорить процесс созревания растений.

А Гуров в это время наклонился к уху молодой девушки, слушавшей профессора, и нашептывал ей что-то смешное. У девушки были мягкие глаза и темнокаштановые волосы. Она покусывала яркие губы, чтобы не рассмеяться.

После митинга появились баянисты. Молодежь с увлечением принялась танцовать. В кругу, в паре с Гуровым, танцована девушка. Карие глаза ее счастливо блестели. Каштановые волосы распушились и метались в движении танца.

На заре «ВО-29» собрался в обратный полет. Бутягин прощался с Башметовым:

— Вы возвращайтесь в академию к половине августа. Начнем работу над моделью.

Груздев пожал руку Голованову:

— Итак, решено. Увидимся.

Голованов ответил на рукопожатие:

— Спасибо за внимание, Владимир Федорович. Стеснялся сказать раньше, а хотелось поработать с вами вместе. По вашим ведь книгам учился.

«ВО-29» плавно поднялся в темноголубую высь. Начальник аэродрома собственноручно дал старт самолету, махнул флажком. Кричали «ура». Громче всех кричала «ботаническая группа Лики Груздевой». Сама Лика хлопала в ладоши до боли в локтях.

Гуров приподнял в кабине оконную раму и взмахнул платком в знак прощального приветствия. Платок был новенький, ярко-красный, аккуратно расшитый по углам нежными незабудками.

Очертания совхоза потонули в пепельной дымке. Гуров сложил платок в ровненький квадратик, спрятал его в карман. Он уловил вопросительный взгляд Бутягина, проговорил как бы в ответ:

— Теперь, куда ни прилетишь, везде знакомые…

Профессор кивнул головой:

— Да. Мы все живем огромной дружной семьей. Это прекрасно. Как вы полагаете, Владимир Федорович?

Но Груздев, разыскав в кармане завалявшуюся карамельку, задумчиво сосал ее и что-то мурлыкал. Бутягину не ответил. Он думал о комбинации трехплечного рычага с бесконечным винтом.

Мотор ревел неудержимо.