было приятно чувствовать, что он близко. Мы с Кити много о нем говорили. Уходя, он напомнил мне, что я обещала ему мазурку у Уваровых, и мне было очень неловко, потому что; я только что на вопрос Бориса Павловича: 'С кем я танцую мазурку у Уваровых?' – сказала, что я еще не знаю. Но он не слыхал, что Мещерский сказал, и мне было совестно только самой перед собой, что я соврала, но я чувствовала, что если бы я сказала правду, то ужасно бы покраснела.
У Уваровых очень было весело. Я никогда такого успеха не имела; мне казалось, что весь вечер устроен только для меня и что все приехали только для того, чтобы со мной танцевать. Мазурку я танцевала с Мещерским, и было очень хорошо. Перед ужином мы долго себе искали место и наконец нашли стол на два прибора, за который нас посадила графиня Уварова, хотя мы и уверяли, что это слишком трогательно. К нам присоединились Кити с Горчаковым, но у них был очень оживленный разговор и они нас не беспокоили. Впрочем, Кити я не боюсь: она насквозь меня видит и я перед ней не притворяюсь. Мы с ней стали снимать свои мазурочные браслеты, и я с ними сняла свой 'porte bonheur' {талисман (франц.).}. Я хотела его положить на стол, но Мещерский взял его у меня и надел на руку. После ужина я велела ему отдать его мне, но он не мог снять, и я его оставила ему. Котильон я танцевала с Соколовым, и мне никогда не было так весело, как в этот день, хотя наши, до сих пор шуточные отношения с Ваничкой перешли в гораздо более серьезные. Мы больше совсем не говорили глупостей и оба чувствовали, что то, что между нами происходит, очень важно, и что возвратиться на прежние шутки и шалости уже мы больше не в состоянии. Раз в chaine {цепочка – фигура в танце (франц.).} мы с ним встретились, и он, чтобы я его заметила, сжал мою руку. Я посмотрела на него и встретила такой серьезный, внимательный взгляд, что мне страшно стало. Я почувствовала, что мы совсем одни в середине этой толпы, до которой нам никакого дела нет, и что вся зала разделена на две части: мы двое и все остальные. Когда делаешь 'grand rond' {'большой круг' – танец (франц.).}, идешь и точно наполовину во сне слышишь музыку, чувствуешь жару, слышишь голоса, все чужие, все как-то смутно. И тогда все сделается ясно, когда встретишь эти серьезные глаза и поймешь, что без них все эти 'grands ronds' не имели бы никакого смысла. Как он меня провожал и просил кутаться, точно в самом деле ему нужно, чтобы я не простудилась!
1884
Les grands ronds {танцы (франц.).} перестали иметь всякий смысл, но я продолжаю их делать. Последнее время было уже слишком хорошо, оно не могло продолжаться, и Вера и я сама себя спрашивала: 'Что впереди? Чем это кончиться?'. Кончилось самым обыкновенным и не самым тяжелым для меня образом – разлукой. Хуже могло бы быть, тем более что разлука не навсегда.
Я даже думаю, что теперь скоро мы увидимся. Он уехал в деревню от долгов. Последний раз мы виделись на бале у Самариных 28 декабря. Мы приехали на этот бал в одно время и даже не поздоровались, только посмотрели друг на друга. Я видела, что он сегодня особенно был оживлен и что он насилу удерживал свое оживление, которое сейчас же передалось мне. Мы пошли, поздоровались с хозяйкой, потом он позвал меня вальсировать, и мы вальсом влетели в залу. Кислинский потом мне сказал, что это так было хорошо, что он за меня порадовался: у нас такие были сияющие и счастливые лица. Потом он свел меня на место, со мной сел и говорит: 'Знаете,- я уезжаю'.- 'Да? Куда?' – 'В деревню'.- 'Bon voyage' {Счастливого пути! (франц.)}. Я сказала это очень спокойно, и он как будто удивился и огорчился. 'Вам все равно, конечно?!' – 'Да, более или менее; жаль, что одним кавалером меньше'. Тут Лобанов меня позвал вальсировать и спросил, что я могу дать на сегодня. Я говорю: 'Котильон, а то я все танцую'. Он поблагодарил, но тут я раскаялась, что ничего не оставила Ваничке. Он действительно пришел звать меня, и когда я сказала, что я все отдала, он даже рассердился. 'Последний раз, может быть, мы с вами танцуем, а вы ничего мне не оставили'. Я говорю, что делать нечего, но вместе с тем прошу прислать мне Лобанова. Они приходят вместе, я Лобанову и говорю: 'Князь, я надеюсь, что вы меня простите: сейчас князь Мещерский мне напомнил, что я давно ему обещала котильон. У меня такая ужасная память, и я надеюсь, что вы не сердитесь. Если это вас может утешить, то я обещаю принесть вам пропасть бантиков'. Ваничка стоял сзади Лобанова, сделал свою гримасу глазами и стал мне тихонько аплодировать. Он был очень веселый. Мое возбужденное состояние продолжалось до начала котильона, но тут как я увидала, что добилась того, чего я хотела, мне стало стыдно, что я так поступила. Я ему это и сказала. 'Je vous gate, j'en ai des remords'. – 'Bientot je m'en vais, je n'aurai plus personne pour me gater {'Я вас балую, и меня за это совесть мучает'.- 'Скоро я уеду, и некому будет меня баловать!' (франц.)}. Я его расспросила, куда он едет, на сколько времени.
'Eh bien, et quand nous reverons nous?' – 'Mais quand vous voudrez' {'Ну хорошо, а когда же мы снова увидимся?' – 'Да когда вы захотите' (франц.).}.- 'Вы завтра принимаете?' – 'Да'.- 'Так я приду, впрочем я не приду – приемный день…'
'Ну, не приходите. Зачем вы меня спросили quand nous reverrons nous?' – 'Нет, графиня, вы ужасная кокетка!'
Мы себе выбрали довольно хорошее место, чтобы разговаривать, но вдруг у нас за спиной выросла целая стена мамаш. Ваничка в отчаянии: 'Вот не было печали, мамаши накачали'. Тогда мы стали разговаривать о последнем бале, на котором он был, а я нет. 'Весело было?' – 'Нет, ужасно скучно'.- 'Почему?' – 'Во-первых, вас не было'. Я этому поверила и обрадовалась, но сделала вид, что мне это даже не понравилось. 'Графиня, голубушка…' – 'Что?' – 'Да, голубушка… голубушка…' – 'Князь… князь…' Хорошо, что нас выбирали в фигурах, а то бог знает, до чего бы мы договорились. 'Графиня, я принес вам ваш браслет'. Я сказала, что очень рада. Он вынул его из кармана и надел мне. 'Как мне хотелось его переменить!' – 'Как переменить?' – 'Принести вам другой, а этот себе оставить. Что бы вы сказали?' Я, конечно, сказала, что я очень рассердилась бы. Он говорит, что этот браслет такое ему счастье принес в картах и что он пропасть выиграл за последнее время. Я говорю ему: 'Voulez vous le garder?' – 'Oh, oui, oui' {'Хотите оставить его себе?' – 'О, да, да!' (франц.)}. Потом подумал и говорит: 'Нет, не следует'.
К концу котильона мне все делалось грустнее, и на него мое расположение духа влияло, и он все просил меня быть веселее: 'У вас такое оживленное, милое личико, когда вы веселы'. Он нас проводил, когда мы уезжали, и с тех пор мы не видались.
Я постараюсь все описать, как было, хотя это будет совсем не то. 4-го февраля, в субботу вечером, пришли к нам дядя Сережа с Верой. У Веры лицо сияющее. 'Вера, что?' – 'Приехал. С папа в одном вагоне из Тулы ехал'.
На другой день Илья видел его на выставке собак, и он сказал, что приедет к нам в четверг днем. В среду вечером на репетиции у Оболенских меня просят приехать завтра в три часа на следующую. Я сказала, что мне нельзя, потому что у нас приемный день, но Лиза Оболенская непременно настояла, и я только могла выговорить, чтобы наша пьеса репетировалась от часа.
На следующий день мы собрались на репетицию, которая продолжалась до трех. В три я заехала за Верой Толстой, и мы с ней поехали к нам. Входим в нашу переднюю и спрашиваем, кто был? Вдруг за нашей спиной: 'Здравствуйте, графиня!' Оказывается – Ваня Мещерский и Сережа Уваров.
– Давно не видались!
– Давно! Так что я не уверена, что это вы, en chair et en os {действительно вы (франц.).}.
Пошли наверх. Там мама с Варей Золотаревой. Я говорю:
– Мама, мы пришли.
