Возможно. Похоже, своего гуля я не упустила. Отлично. Плотнее прижимая рукав к лицу, я отправилась дальше: от фонаря лучше избавиться.
На нерве я чуть не проговорилась Вьену, что ещё ночью здесь были живые, но сейчас такое признание казалось глупостью. Молчать и уехать при первой же возможности. Этого кошмара ничто не предвещало, но он случился, а в следующий раз Валентайна рядом может не оказаться.
Пристёгивая жезл к поясу, я перешагнула обломок полки, разворошенную связку соломы с крыши. Хлева и сараи зияли прорехами и проломами крыш, виднелись обглоданные, тёмные от запекшейся крови кони и овцы, бык, выпотрошенные курицы… те четверо сбежавших зомби попировали или гуль?
Баню почти не задело, хотя возле крыльца змеилась, точно росчерк молнии, глубокая трещина. Фонарь валялся в клумбе у противоположной стены, почти скрытый тёмными цветами. Из-за них, наверное, и не заметили. Я подошла ближе.
Куда спрятать?
Ужас охватывал ледяными объятиями, сердце стыло, будто я впервые собиралась нарушить закон, но теперь… теперь у меня есть выбор. Можно сознаться, положиться на старших. А можно попытаться спрятать улику и попасться. Или спрятать удачно. Можно честно рассказать и столкнуться с недоверием: «Специально призналась, чтобы не подозревали, но мы не настолько глупы». А можно попасться на попытке спрятать, и объяснению «испугалась» поверят. Только признание в ночной прогулке потащит за собой признание в нарушении закона об инициации.
Лучше спрятать этот треклятый фонарь. Вздохнув, я наклонилась, потянулась к кольцу на макушке фонаря.
– Что вы делаете? – холодно спросил Валентайн.
От ужаса я так и застыла задом кверху.
Глава 28. В которой устраиваются разборки
…из всех любовников, что мне довелось иметь за долгую жизнь, самыми лучшими были оборотни.
– Без плаща поза выглядела бы привлекательнее, – заметил Валентайн. – И повторю вопрос. Что вы делаете?
Сердце выпрыгивало из груди, бешено перегоняло кровь по венам. Сглотнув, я, так и не коснувшись фонаря, выпрямилась:
– Благодарю за информацию. Если решу использовать такую позу для соблазнения – непременно сниму плащ, – щёки пылали.
Я не поворачивалась, изображала интерес к сараю за баней.
– Мне третий раз повторить вопрос? – Валентайн явно приблизился.
Холодные мурашки так и бегали по спине, я сложила руки на груди:
– Осматриваюсь я. Мне казалось, это очевидно.
– И что насмотрели?
– Ничего особенного, – я покосилась на фонарь в цветах.
Как теперь его незаметно убрать?
Зачем Валентайн пошёл за мной? И что собирается делать?
– Надеюсь, вы не пришли меня додушить, – я полуобернулась, – пока свидетелей нет.
Валентайн очень пристально смотрел, но его лицо ничего не выражало. От этого внутри неприятно сжималось. Подобные сдержанные личности слишком непредсказуемы, в любой момент могут сорваться… придушить.
Пожалуй, следует уходить из этого закутка.
– Ещё раз спасибо за помощь, – я кивнула и, отступив поближе к бане, зашагала назад.
Валентайн перегородил дорогу с тем же бесчувственным выражением лица. Сердце ухнуло в пятки, я лихорадочно искала фразу, шутку, вопрос, которые бы разрядили ситуацию, прояснили…
– Какие-нибудь вопросы? – Я с самым милым видом вскинула брови. Ну как с милым – мышцы у меня сводило от ужаса.
– В вашем университете было много самостоятельных практических занятий?
Брови как-то сами поползли выше. Кашлянув, я созналась:
– Честно говоря, совсем самостоятельно мы не работали.
Теперь брови поползли вверх у Валентайна. Я поспешно добавила:
– Нет, мы работали сами, но под присмотром профессоров. Нас всегда страховали.
– Зачем такие специалисты? – Валентайн сцепил руки за спиной.
Сладко-гнилостный ветер взъерошил кончики его жёстких, торчащих в стороны волос.