Я обошла кладбище и углубилась в лес. За стенами монастыря у меня было одно неоконченное дело. Нервный смешок перешёл в дрожь. Точно такой фразой всегда начинали разговор блуждающие в детских мультиках.

Робкие солнечные лучи проникали сквозь облетевшие кроны, но не разгоняли сгустившиеся под деревьями тени. Они переплетались с островками тумана, ласкающего жёсткие оголённые ветки кустарников.

Я развязала и стянула уже успевший надоесть платок. Не выйдет из меня путной послушницы. Тропа кончилась, оставив высохшее русло ручья за спиной. Заходить далеко в лес я не планировала, не хватало ещё заблудиться. Небольшая прогалина, где деревья росли на чуть большем расстоянии друг от друга, чем соседние, прекрасно подошла. Ориентиром стал поваленный прошлогодний ствол, ещё не успевший прогнить насквозь, но уже обзаведшийся ожерельем из поганок и мха. Запомнить место будет не трудно.

Пора заканчивать историю. Несколько часов, проведённых за чтением писем отца. Теперь я здесь, с опухшим лицом, удивительно пустой головой.

Опустившись на колени, я стала раскапывать мёрзлую землю, сначала руками, а потом подвернувшимся толстым обломкам сучка. Получалось плохо, хуже, чем утром. Ямка вышла неровная и неглубокая. Вытащив из кармана пожелтевшие треугольники, я несколько раз обернула их платком. Бросить на голую землю не поднялась рука. Письма из прошлого должны остаться в прошлом. Следом на ткань опустились три тёмных кристалла. Чужие хранители, носить которые я не имела права. Вернуть их в сад камней я не могу, так что пусть лежат.

Пробежавшийся по верхушкам деревьев ветер шевельнул общипанную листву, солнечный луч скользнул по тёмным граням, отскочил, отразившись неровным бликом на куртке.

Что ожидает человека, одарённого таким трио? Это, если не ошибаюсь, гетит, чёрный блестящий, как алмаз, серебристое крепление. Кад-арт. Камень злого умысла.

Я засыпала его землёй вперемешку с листьями и хвоей. Темнота к темноте.

Второй камень по цвету почти слился с мёрзлой почвой. Тоже чёрный, но с еле заметным зеленоватым отливом, крепление медное. Малахит? Вид-арт. Камень сердца. Агрессивен настолько, что сам притягивает мужчин.

Родители любили друг друга, несмотря на ссоры, безобразное поведение отца, показные истерики мамы. Они – пара, связанная тысячью невидимых, но очевидных нитей. Пусть эти письма полны нежности и недомолвок, понятных лишь влюблённым, но это никак не отменяет годы совместной жизни.

Я продолжала сгребать землю. Из образовавшегося пригорка виднелась только часть тускло блестевшего золотого крепёжного колечка. Самый дорогой камень, самый почитаемый. Сем-аш, обнажающий душу. Неприятно коричневого цвета, плотный, как кирпич. Только один камень имеет такую непроницаемую окраску – монацит. Упрямство, нелюдимость.

Бедная Марината. Вряд ли это трио принесёт кому-нибудь счастье.

Я отряхнула руки и подняла глаза. Первая мысль была о зеркале, которое кто-то приволок в лес и поставил напротив. Настолько похожим было изображение. Блуждающий был как никогда реален. Бледная кожа, длинные, чуть подрагивающие ресницы. Чёрное платье колыхалось, словно от ветра или если бы девушка переминалась с ноги на ногу. Тонкие пальцы перебирали ткань. В этот раз я не почувствовала её приближения, ни одного онна энергии не прорывалось сквозь образующуюся оболочку. Безукоризненная материализация.

Марината. Та, чьи камни только что были преданы земле.

Я ничего не почувствовала: ни злости, ни страха, ни облегчения.

Будь это обычный призрак, сил на атаку у него бы не осталось. Но в моей истории всё не так, всё неправильно.

Девушка не сделала ничего. Совсем. Лишь подняла руку, словно приветствуя. Я не двинулась с места.

«Чего ты ждёшь?»

Мой мысленный вопрос отразился в её глазах: «А ты?»

Никто никогда не ждал от неё ничего хорошего ни при жизни, ни после смерти. Она много чего натворила – родители, Алиса, Гош.

Я выпрямилась и закричала.

Из-за дерева вышел второй блуждающий. Илья, чья кровь впиталась в землю Ворошков. Он тоже сделал шаг вперёд, поднимая правую ладонь.

Я попятилась, забыв про бревно за спиной. Споткнулась, упала, ударившись бедром, ноги въехали в кучу перекопанной земли. Прописная истина о том, что псионники никогда не возвращаются, даже не пришла мне в голову.

Лисивин пошевелил пальцами и неожиданно сжал поднятую руку в кулак. В лицо дохнуло горячим воздухом, как от обогревателя.