– Где мой кад-арт? – выделяя каждое слово, спрашивала монашка, снова поднимая грабли.

Крови на них не было. Бок цел, хотя ощущался он так, словно к нему прижали раскалённый утюг. Я глотала холодный воздух между волнами накатывающей боли. Мыслей не было никаких. Ни встать, ни убежать, ни дать достойный отпор. Я подняла ногу и пнула её. В лодыжку, самое уязвимое место танцора. По себе знаю, как это травматично, как сустав простреливает до колена, так что ещё несколько дней ступать на ногу невозможно.

По возрасту она годилась мне в матери, плюс лишний вес и эффект неожиданности были на моей стороне. Женщина вскрикнула. Грабли врезались в неопрятную кучку снега чуть левее и, кувыркнувшись, свалились в овраг. Монашка упала на колено.

– Как была тварью, так и осталась, – простонала женщина. – Это ты могла ходить куда угодно. Тебе не нужны камни, рядом всегда был отступник, сначала Пашка, теперь этот. А я? Как мне выйти отсюда без кад-арта? Как, Мари? Я вернула твои, отдай мой! Отдай!

Она кричала, брызгая слюной, обращалась ко мне, как к Маринате. Мозолистые красные пальцы вдруг обхватили мою ногу. Цепляясь за одежду, женщина поползла вперёд, полубезумные глаза не отрывались от серебряной цепочки у меня на шее.

– Отдай!

Я пнула её снова, на этот раз в лицо, без силы и замаха. Скорее от растерянности и испуга. Всё, чего мне хотелось, это оттолкнуть её от себя.

– Что вы вытворяете? – раздался срывающийся голос, от церкви к нам бежала высокая фигура. – Прекратите немедленно!

– Покушение на пси-специалиста, – хриплый голос Гоша, поднимающегося за спиной Порфийи, заставил меня облегчённо выдохнуть, – от десяти до пожизненного.

Парень был жив и относительно цел, не считая рассечённой брови и крови, заливавшей глаз и скулу.

– Вы не представились, – подбежавшая настоятельница была вне себя от ярости. – Вы проникли на территорию, как воры, она защищалась.

Монашка визгливо расхохоталась. Гош зачерпнул снега и приложил к ране.

Ветер ударил снизу вверх, окатив спину холодом, кад-арт потеплел. Псионник прыгнул вперёд, схватил меня за руку, рывком поднимая на ноги, и прижал к себе. Я не смогла сдержать стона от вспыхнувшей в боку боли. Зрачки парня расширились, вокруг сгустилась аура невидимого напряжения.

Все посмотрели в глубь оврага, на его грязно – снежные склоны, на замерзшую бугристыми выступами грязь на дне. Блуждающий решился на атаку в присутствии пси-специалиста, пусть слабенькую, скорее, обозначающую присутствие, чем желающую причинить вред, но тем не менее. Этому должна быть причина.

– Вы совсем не удивлены? – Гош посмотрел на настоятельницу – Что ещё вы скрыли? – он отстранил меня, поднял руку, чуть шевеля пальцами. – Наворотят во славу Божью, а нам расхлёбывай.

Он прислушался к завыванию ветра, к далёким крикам птиц, нашему шумному дыханию и стал спускаться, цепляясь за посеребрённые инеем корни.

– Нет, – застонала Порфийя, – нет, – она поползла к краю, – это моё, не смей!

– Не надо, милая, – настоятельница подошла к монашке.

Мы следили за спускающимся вниз псионником, каждую секунду ожидая подвоха. Специалист остановился, когда до дна оставалось не более полутора метров. Он замер и резко дёрнул головой, напомнив мне того, другого Гоша, который вогнал нож мне под ключицу. Сименов всматривался в густое переплетение корней, но видел что-то или нет, оставалось лишь гадать. Он протянул руку, отдёрнул, отмахнулся от чего-то невидимого, достал из кармана платок и, обмотав вокруг ладони, вытащил из земли небольшую коробку. Тайник был устроен в одной из ниш, в которые так удобно ставить ноги, и спрятан за корни дерева.

– Нет, – голос Порфийи сорвался на визг, и, если бы не настоятельница, она бы свалилась вниз. Она не замечала ничего: ни снега, ни сглаженного временем края оврага, ни пустоты под руками.

– Полно, полно, успокойся, – женщина попыталась прижать монашку к себе, но та с силой оттолкнула её, да так, что настоятельница упала.

Раздались нестройные выкрики. Я оглянулась, позади уже успело собраться два десятка женщин в чёрных и серых одеяниях.

В руке у Гоша тускло поблескивала жестяная коробка, мама в таких хранила чай или пуговицы. Пальцы, обмотанные платком, чуть подрагивали, он очень старался не коснуться находки кожей.

– Я всего лишь хотела уйти отсюда, всего лишь уйти, – Порфийя схватилась за голову.

Псионник стал осторожно взбираться обратно и, судя по движениям, не столько боялся упасть сам, сколько уронить