– А откуда оно у него? Он его что – где-то нашел?

– Ну вот еще. Ему его выдал лично командор Лонцер.

– Ага, – кивнул Брейн, решив пока не уточнять, кто такой командор Лонцер.

– А кем был ваш муж, мадам Анна? – спросил Брейн, возвращая оружие.

– Он был профессиональным путешественником и в наши края попал случайно.

Хозяйка вздохнула.

– Мы познакомились в городе, он плохо говорил по-нашему и обратился ко мне, чтобы я помогла ему купить еды. Деньги-то у него были, тогда еще это были старые добрые монеты – золотые удо. Он боялся отравиться, потому что совсем не знал, что тут можно есть, а что нет. Сначала я приняла его за иностранца, знаете, боргийцы так же странно коверкают слова, правда, те тщедушные – сказывается рыбная диета, а этот был очень красиво сложен.

– А у вашего мужа здесь были… какие-нибудь друзья или земляки? – спросил Брейн, начав осторожно прощупывать почву.

– Нет, из всей команды он выжил один, челнок был поврежден, как он сказал, со злым умыслом еще на их базе. Он рассказал это уже после того, как мы стали жить вместе, и еще он говорил, что дома его считали погибшим.

– А как же он попал к вам? Он искал убежища?

– Нет, он ничего не просил, я сама предложила ему. Он выглядел таким неприкаянным, да и понравился мне очень. Я позвала его к себе пожить, предполагала, что временно, а так получилось, что он на восемь лет задержался. У нас и два сыночка народилось – Лео и Реми.

В глазах мадам Анны проступили слезы, а Брейн подумал, что это похоже на фантазии не вполне здорового человека, если бы не китган и некоторые специфические словечки, которые использовала хозяйка.

– А что, простите мне мою настойчивость, было потом, мадам Анна?

– Потом прибыли другие акунаваторы. В тот день он с утра был встревожен и не пошел на работу – он на лесопильном предприятии работал разделочником. Адам был очень сильным, а там такие нужны, и начальство его очень ценило. К праздникам часто давали премии всякие. Он же спал только четыре часа – у них-то больше и не принято, а потому работал сверхурочно, и жили мы хорошо, зажиточно жили.

– Так, как же его забрали? – напомнил Брейн.

– Ага. Так вот он с утра забеспокоился, настроил вариоплас – прибор такой – и сел ручки крутить, значит, но прибор доставал только на пять тысяч миль, и поначалу он там ничего не увидел. Раньше-то он на пятьсот тысяч миль с челнока доставал, но после аварии повредился. Адам его сам перебирал, и у него долго не получалось починить, но потом все же сделал, однако дальность была уже не та.

– Понятно, – кивнул Брейн, не переставая удивляться такому рассказу.

– Ну а потом он вдруг сказал: Анна, они уже совершили посадку и едут за мной. Если на Казбике ничего не изменилось, они прибыли, чтобы уничтожить свидетеля, и тогда тебе придется взять детей и немедленно бежать, а я вас прикрою.

– И что вы?

– Я стала ждать, когда он выяснит. Собралась, конечно, детишек собрала. Машину из гаража выкатила.

– А муж?

– А он стал с ними переговариваться по вариопасу. Переговаривались они с полчаса, и он сказал, что убивать его не будут, что приехали за ним и за детьми. Что на Казбике теперь другие, что случай о пропаже наконец расследовали и обнаружили, что один пилот жив.

– И что же вы? Вы согласились расстаться с детьми?

Мадам Анна ответила не сразу.

– Я к тому времени давно знала, как все будет. Он мне с самого начала все рассказал и предупредил, еще когда жил у меня просто чужим. Когда я предложила ему семью создать, он согласился, но опять предупредил, что и как дальше у нас пойти может. И все ситуации объяснил. Что, дескать, скорее всего, когда-то за ним приедут, или заберут, или будет бой, и уничтожат. И детишки тоже знали. В школе-то им об этом не велено было рассказывать, а в семье было полное понимание. Вот такие дела.