– Итак… последний поединок дня… гвоздь пррогрраммы-ы! – проорал шпрехшталмейстер, «раскатывая» букву «р». – Делайте ставки, дамы и господа, пока еще есть время! В левом углу – хррабрры-ый Спа-а-арррта-ак! Выставлен кланом маркитантов. В правом углу – непобедимый Та-а-арррза-ан! Дерется за жизнь.

Выражение «дерется за жизнь» для сведущей публики означало, что Тарзан сражается не по собственному желанию, чтобы заработать монет, а с единственной целью – получить отсрочку смертной казни. Потому что совершил на территории Стадиона убийство, и был приговорен «особой тройкой». Иными словами, Тарзан относился к редкой категории гладиаторов-смертников, заключивших, так называемую, сделку с правосудием.

У подобных «смертников» выбор имелся небогатый – либо мучительная гибель в колючих объятиях лиан дворового дерева, либо схватка на арене на потеху публике. Каждая победа отсрочивала исполнение приговора на несколько дней, в течение которых «смертник» мог бездельничать и сытно питаться. А затем выходил на очередной поединок. И так до упора, пока кто-нибудь не прикончит.

Люди на «сделку с правосудием» шли редко, а если и соглашались, то сражались затем без особого энтузиазма – ведь в ближайшей перспективе их все равно ожидала смерть. Спрашивается, ради чего упираться? Зато преступников-мутантов, привыкших жить одним днем, существование в режиме от боя до боя вполне устраивало. Они и слов-то таких – перспектива и будущее – не знали. Вот замочить кого-нибудь, а потом налопаться свежим мясом врага до отрыжки, это другое. Это означает, что день удался, и это – по-нашему!

Тарзан выходил на арену в статусе гладиатора-смертника уже в четвертый раз, победив в трех предыдущих поединках. Благодаря чему успел стать настоящей «звездой» у местной публики, в особенности, среди мохнатых соплеменников. Он совершенно не переживал по поводу того, что приговорен к казни, а, следовательно, так или иначе обречен. Более того, новое положение его во многих смыслах устраивало. Да, большую часть времени приходится сидеть в кандалах за стальной решеткой клетки. Но зато…

Зато не надо постоянно бродить по развалинам в поисках жратвы. Зачем где-то рыскать, мозоля пятки, если «пища» сама поджидает на арене? Достаточно помахать дубиной несколько минут и можно отправляться на заслуженный отдых – с куском честно заработанного мяса из трупа поверженного противника.

А в том, что противник будет обязательно повержен, Тарзан не сомневался ни на секунду. Ибо настоящие «новые люди», как гордо называли себя нео, не ведают сомнений, когда выходят на бой. Какие сомнения? Дубась врага до состояния отбивной и все дела.

Даже последняя схватка на арене сразу с двумя дампами, во время которой Тарзана изрядно потрепали, не поколебала в мохначе веры в собственные силы. Подумаешь, отрубили секирой пару пальцев и крепко врезали по башке, едва не выбив глаз? Так у него этих пальцев вообще, как грязи. А то, что глаз заплыл багровым фингалом, так то и вовсе пустяк. На крайняк можно и одним глазом обойтись.

А в самом крайнем случае можно врага и унюхать. Ведь нюх на то нео и дан, чтобы выслеживать любое живое существо и точно определять его вид – даже, извините, по запаху дерьма. А уж хомо – главного врага и конкурента «новых людей» за власть в Зоне Москвы – Тарзан мог вычислить с закрытыми глазами.

Правда, сейчас случилось маленькое недоразумение. Присутствие на арене пахучего хомо Тарзан определил быстро, но при этом, действуя инстинктивно, принял за гладиатора распорядителя боев Игната. Потому и двинулся в его сторону.

Будь у Тарзана чуток побольше мозгов, он бы допетрил, что у него неладно со зрением, и одним фингалом после кровавой схватки с парочкой «мусорщиков» проблема не исчерпывается. Видимо, в результате сильного удара по косматой башке зрение Тарзана, условно выражаясь, расфокусировалось, и он частично ослеп. Из чего вытекают очень неприятные последствия.

Однако Тарзан никогда не отличался выдающимися умственными способностями. А после нокдауна в драке с дампами, приведшего к тяжелому сотрясению мозга, коэффициент, прости господи, интеллекта мохнача и вовсе упал до уровня имбецила. Поэтому наступление частичной слепоты его не испугало, а лишь неприятно удивило. И разозлило.

После окрика шпрехшталмейстера Тарзан сообразил, что сбился с курса, и, покрутив головой, обнаружил новую цель. Сначала он зафиксировал зрением смутную фигуру в противоположном углу арены. Затем, подключив на всю мощь рецепторы обоняния, уловил запах – благо, что ветерком тянуло как раз с той стороны.

Запах Тарзану понравился – пахло молодой и, несомненно, свежей человечиной. Он тут же вспомнил об обещании, полученном от маркитантов перед самым поединком – мол, если победишь, то съешь в награду сердце и печень хомо – и больше его уже ничего не беспокоило и не интересовало. Голодный мутант жаждал лишь одного – свистка Игната, означающего команду «бой!».

Тим, в одночасье превратившийся в Спартака, тоже ждал этой команды. Как, заметим, и возбужденная публика на трибунах. Но, в отличие от нее, Тим ничего не знал о короткой, но бурной биографии своего противника. В частности, о том, что Тарзан за