которых торчат в разные стороны кривые клыки. А в глазницах некоторых черепов мерцали багровые и розовые огоньки.

ОН постоянно ощущал, что рядом с ним кто-то находится, не отставая ни на шаг. Но не мог толком рассмотреть этого неизвестного – в плотной мгле прорисовывались лишь контуры, вроде расплывчатой тени. Лишь часть руки от локтя до кисти ОН видел четко и даже периодически пытался до нее дотронуться. Но не получалось, потому что рука сразу же ускользала, как будто ее владелец смещался в сторону.

Затем все изменилось. Вначале ОН почувствовал, что дорога пошла под уклон и утратила свою упругость. Ступни начали скользить и проваливаться, а желтая хмарь вокруг превратилась в густой голубоватый кисель. Через какое-то время ОН начал погружаться в него, как в трясину, но очень медленно. «Кисель» охватывал тело, становясь все гуще, и ОН уже не шел, а плыл, помогая себе руками.

ОН не осознавал, куда направляется, но различал вдали темное пятно. Оно неторопливо вращалось, напоминая по форме воронку водоворота. И постоянно увеличивалось в размере, словно багровое утреннее солнце, выползающее из-за горизонта. И вот вращающееся пятно уже заняло полнеба.

Надо что-то делать! – мелькнула испуганная мысль. Иначе ЕГО затянет в воронку. Но как спастись, если «кисель» успел превратиться в жидкий бетон и сковал движения – так, что ОН с трудом может пошевелиться? И дышать становится все труднее…

Вдруг над НИМ повисла та самая часть руки. Но теперь ОН четко разглядел, что она обрублена по локоть. Ладонь обрубка раскрылась, как будто предлагая: «Давай, хватайся, я вытяну тебя. Ну, смелей!»

ОН вскинул свою руку и крепко ухватился за протянутую ладонь. Та сжалась и потащила ЕГО вверх. ОН почувствовал, как плечи и грудь освобождаются от вязкого бетона, и ощутил, что становится легче дышать. Еще один рывок, какое-то мгновение, и ОН вырвется из этой жуткой ловушки.

Однако произошло другое. Чужая ладонь внезапно предательски разжалась, и ОН рухнул вниз. Последнее, что увидел, с головой погружаясь в густую трясину, были огромные буквы. Они сияли сквозь желтый туман, переливаясь голубовато-синим цветом, и ОН прочитал: И-В-А-Н.

Понимая, что сейчас захлебнется, ОН надрывно и жалобно закричал: «А-а-а!». И тут же закашлялся – судорожно, с хрипом и болью. А когда откашлялся, то услышал знакомый голос:

– Тим, Тим! Очнись, Тим! Это я, Алена!.. Ой, черт, больно!

Он ощутил, что сжимает чью-то ладонь, глубоко вздохнул и открыл глаза. Из тумана и полумрака выплыла светловолосая голова с размытыми чертами лица и сердито произнесла:

– Да отпусти же, больно!

Тим, наконец, узнал Алену и ослабил кисть. Девушка тут отдернула свою ладонь и, тряся ею в воздухе, воскликнула:

– Ты мне чуть руку не сломал, Тим! Вот и спасай тебя после такого.

– Где я? – прошептал Тим. Язык еле шевелился, с трудом вытаскивая из гортани слова, как тяжелые и шершавые камни. Во рту шуршало – так там было сухо.

– Слава Велесу, очнулся. Сначала выпей вот этого. Сможешь приподнять голову?

Тим не стал отвечать, потому что произносить слова было больно и неприятно, они буквально царапали горло. Вместо ответа он повернулся на бок и приподнял голову. Алена тут же подсунула ему кружку. Напиток оказался густой и горький, можно даже сказать – противный. Однако Тим сделал несколько крупных глотков, потому что уж очень хотел пить. После чего прохрипел:

– Да.

– Чего «да»?

– Я могу… приподнять… голову.

– Да вижу я уже. Ты пока лучше помолчи, приди сначала в себя. Я тебя вторые сутки с ложечки пою.

– С ложечки?

– Ну да. Ты ж все это время без сознания валялся. – Алена как-то странно всхлипнула, кашлянула и продолжила: – У тебя ж долгое время жар был. Вот я тебя и поила помаленьку, чтобы жар сбить.

– А что это?

– Специальный кисель. Его Марфа готовила. Так вот. Ты вдруг хрипеть начал и стонать. Я решила тебя напоить, а ты подавился. Да еще в руку мне вцепился, как клещ. Был бы здоров, так, наверное, сломал бы.

– А я нездоров?

– А ты как думаешь?