правообладателя, обязали уничтожить фильм и все копии. А они…

— Значит, мы подадим жалобу о нарушении судебного решения, — спокойно сказал муж.

— Да, но если ролик был скопирован из сети в обход защиты…

— То это ничего не изменит, — перебил Тамир. Добавил тихо, но решительно: — Я все равно эту телекомпанию разорю.

Вот… скажи подобное кто-то другой, я бы отмахнулась и не поверила. А сейчас — замерла и даже немного протрезвела. И поняла, что думаю совершенно не о том. В данный момент злость на репортеров сродни желанию разбить коммуникатор. Это просто эмоции, закономерные, но бессмысленные.

Сделав пару глубоких вздохов, я задала новый, куда более актуальный вопрос:

— Кто именно прислал тебе ролик?

Муж ответил с заметной неохотой:

— Пока непонятно. Выясняю.

— Что значит «непонятно»? — нахмурилась я.

— ID-устройство, с которого пришло сообщение, ни в каких базах не значится, и почтовый ящик левый.

Я нахмурилась сильней, а Тамир продолжил:

— Тот, кто выслал этот материал, имеет представление о моих возможностях, и он постарался сохранить анонимность. Но я все равно найду. Обещаю.

Поводов сомневаться в муже у меня, разумеется, не имелось. А вот поводы подозревать одно совершенно конкретное лицо, наоборот, были.

— Тамир, извини, возможно, я не права, однако, учитывая вчерашнюю встречу и разговор…

— Не извиняйся, — сказал главнокомандующий. — Я тоже Зарию подозреваю. Но предъявлять обвинения раньше, нежели найду доказательства, не буду. Это неправильно. К тому же Зария не единственная, кому может быть выгодно твое падение.

— Только не говори, что намекаешь на свою маму, — выдохнула я.

— Не скажу, — помедлив, отозвался Тамир.

В его голосе прозвучало нечто очень странное, и я напряглась сильней. И тут же услышала:

— Эсми, есть еще кое-что, о чем я обязан предупредить. Понимаю, тебе сейчас трудно, но попробуй отнестись философски. В конце концов, это уже случилось, и эмоции ничего не изменят.

— Говори, — не выдержала столь долгой преамбулы я.

Муж шумно вздохнул и действительно сказал…

— Ролик выслали не только мне. Его также отправили в канцелярию императора и маме. Изъять письмо из канцелярии я не могу — это единственная часть риторской сети, к которой у меня нет полного доступа. В том же, что касается почты мамы… — Тамир взял короткую паузу, но все-таки договорил: — Видео она уже посмотрела.

Слов… нет, не нашлось. Меня будто чем-то тяжелым по голове огрели и землю из-под ног выбили. Я даже утратила понимание того, где нахожусь и кто я вообще такая. Состояние продлилось буквально несколько секунд, но все-таки.

— И что теперь делать? — тихо, почти шепотом спросила я.

— Пока не знаю. Все зависит от того, как именно отреагирует мама. Но в данный момент… — Муж в который раз за разговор запнулся. — Эсми, я попробую вырваться со службы пораньше, а ты… Можешь не выходить из комнат до моего возвращения?

Я нервно кивнула. Потом сообразила, что собеседник не видит, и сказала уже вслух:

— Да.

— Хорошо, — отозвался Тамир, а на меня обрушилось ощущение паники.

Вот почему? За что? И еще…

— А император? — спросила я.

— Уж о ком, а о дяде можно не волноваться. Ему, вероятнее всего, сообщат, но это уже ни на что не повлияет.

— Поясни, — попросила я тихо. Возможно, могла сообразить сама, но эмоции зашкалили и мозг работать отказался.

— После нашей свадьбы дядя со мной не связывался, но причин считать, что он по-прежнему рассматривает меня в качестве наследника, — нет. Так что компромат на ситуацию не повлияет. Я из гонки за трон в любом случае выпал.

Мозг все так же пребывал в отключке, но я отметила — сожаления в голосе Тамира нет. То есть упущенная возможность мужа действительно не печалит. Вот только трон — не единственный момент.