Этта кивнула, не отрывая взгляда от пальцев ног, выглядывавших из-под платья. Николас двинулся к ступенькам, и пропитанный дымом воздух вокруг них колыхнулся, кожу на затылке покалывало от ощущения, что его глаза напоследок прошлись по ней. Когда звук шагов на лестнице стих, Этта повернулась к девушке, стоявшей рядом:

– Что, черт возьми, происходит?

Прижав руки к губам, София стояла у переборки. При словах Этты она подняла лицо:

– Ни слова, пока я не скажу, иначе я за себя не отвечаю.

Этта снова распахнула дверь каюты и шагнула внутрь, обвив пальцами теплый металл ножа.

– Скажи мне, кто ты, – потребовала она.

В стене оказался маленький иллюминатор, впускавший лишь крохи света. София на нетвердых ногах нагнулась за металлическим фонарем, поднимая его на маленький столик. Этта отодвинулась, пытаясь держаться подальше от запаха рвоты и холодного, оценивающего взгляда Софии. Ей захотелось вернуться к двери, – если дело примет дурной оборот, она сможет вырваться наружу и запереть Софию внутри.

Девушка тяжело села на край встроенной койки, подпихнув к себе ведро ногой.

– Проклятый корабль, проклятый предатель, проклятое задание…

– Расскажи мне! – воскликнула Этта. – Как мы здесь очутились… и где это здесь? И кто эти люди?

– Я не обязана ничего тебе рассказывать после этой воистину умопомрачительной демонстрации бес… – София немного напряглась. – Бестолковости.

– Ты толкнула меня! – взвилась Этта, выпуская гнев. – Ты что-то со мной сделала… притащила меня сюда!

– Конечно, я тебя толкнула, – фыркнула София. – Ты не мычала, не телилась. Мы сто лет там проторчали, а ты все плакалась, как дура. Я сделала нам обеим одолжение.

– Это ты… – Этта с трудом выдавливала из себя слова. – Ты застрелила Элис? Она пыталась помешать тебе притащить меня сюда?

Мозг Этты отчаянно пытался связать, почему Элис оказалась там, не в зале и не наверху, в мамином кабинете. Девушка не проверила, была ли сумочка при ней – в любых других обстоятельствах она бы, возможно, посчитала бы, что ее пытались ограбить. Но выходило слишком много совпадений. И объяснение казалось слишком простым.

– Элис? – в замешательстве повторила София. – Ты про старую кошелку? Не знаю, кто в нее стрелял, – там были и другие Айронвуды, приглядывающие за нашими успехами. Если это не один из них – что ж, я тоже не собиралась сидеть и ждать, пока тот, кто бы это ни сделал, добрался бы до нас.

Этта смотрела на нее, тысячи мыслей превращались в вопросы. Софию рассмешило ее ошеломленное молчание, и последний изношенный зажим, удерживающий самообладание Этты, наконец-то лопнул.

Девушка выхватила нож, ее грудь вздымалась, тело трепетало, когда она приставила его к горлу Софии. Зверь в ней взял верх над логикой, состраданием, терпением. Мерзость, текущая по венам, была незнакомой и пугающей.

Что ты творишь?

София уставилась на нее, темные глаза лишь немного расширились. Потом она нетерпеливо щелкнула языком и потянулась им к лезвию, пока на кончике не выступила капелька крови.

Прежде чем Этта успела отшатнуться, София обвила свою руку вокруг ее руки, отодвигая нож на долю сантиметра от своего горла. Лунный свет мог бы позавидовать ее коже, такой бледной и гладкой она казалась. Темные глаза горели диковатым одобрением. Словно Этта прошла негласное испытание. Этта чувствовала трепет пульса Софии, легкий и теплый, когда девушка снова притянула их руки к своему горлу, скользя по обнаженной плоти.

– Сюда, – сказала она, – прямо сюда. Они истекут кровью, как резаные поросята, прежде чем успеют взвизгнуть и ты сможешь улизнуть. Запомни это.

Этта кивнула, ее горло слишком сжалось, чтобы говорить, когда София вырвала нож из ее пальцев и с силой швырнула в переборку, где тот и остался, подрагивая.

– Они не ожидают этого от тебя, – продолжила она, – и я, к своему стыду, тоже не ожидала. Это хорошо. Я люблю бойцов. Но против меня ты этим ничего не добьешься.

– Сказала девчонка, которая не может перестать блевать, – Этта едва узнала себя за этой злостью и все менее узнавала себя в охватившем ее чувстве беспомощности.

Она словно бы снова тонула, безвольно наблюдая за поверхностью воды, темнеющей с каждой секундой. София поднялась, взяла со стола серебряный кувшин и налила воды в маленькую фарфоровую чашу, потом плеснула на лицо, шею, руки. Закончив,