Николас поддержал ее рукой за спину, пока их подтаскивали на уровень фальшборта, и повернулся, чтобы упереть в него ноги, защищая от ударов. В чем дело, почему она сбежала? А эта кровь… она ее?
Его плечи сжало с полдюжины крепких рук, и их с девушкой втащили на палубу корабля.
Николас откатился как раз вовремя, чтобы не приземлиться на нее. Голова отскочила от грубой древесины с резким
– Помощник врача позаботится о ней, – перед Николасом всплыло лицо капитана Холла.
– … деваха-то откинулась? – спросил кто-то.
Николас дрожал, как флаг в шторм, но заставил себя сосредоточиться на ритмичном чередовании хриплых вздохов и выдохов. Вокруг маячили взволнованные перепачканные лица матросов обоих кораблей, все с болезненным интересом сновали вокруг девушки. Зрелище заставило мужчин забыть свои распри, а его экипаж забыл о том, что должен был держать пленных в трюме.
Движение отвлекло его от этой мысли. Глаза метнулись туда, где маленькая фигурка в темно-синем сюртуке встала на колени рядом с девушкой, с усилием надавливая на ее живот руками. Простая свежая одежда; темные волосы идеально зачесаны назад и собраны в хвост на затылке; лицо как у ребенка – Николас не доверял никому, кто мог оставаться таким чистым на корабле посреди драки. Это говорило о малодушии.
– Полегче, Ник, – сказал Холл, помогая ему сесть, – это всего лишь помощник врача на этом корабле.
– Где Филипс? – требовательно спросил Николас. – Или врач этого корабля?
– Филипс пошел в трюм, чтобы позаботиться о тамошних. Их врач лишился нижней половины туловища. Боюсь, он не сможет выполнять свою работу – слишком занят умиранием.
Николас покачал головой, отказываясь верить, что за девушкой будет ухаживать ребенок.
– И давно он из ходунков вышел? Год?
Капитан Холл приподнял бровь:
– Держу пари, так же давно, как и ты.
Николасу не понравилась бесцеремонность, с которой юнец разрезал и распахнул ее платье…
– Вижу, даже не потрудился снять обувь и чулки, – продолжал капитан, штормово-серые глаза сверкали от удовольствия. – Сиганул, словно гончие дьявола наступали на пятки.
Николас сердито посмотрел на Холла, прекрасно чувствуя мокрые чулки и безнадежно раскисшие ботинки.
– Я и не знал, что теперь позволено давать леди утонуть.
Его слова были забыты, когда Николас краем глаза уловил движение. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как помощник врача поднял кулак и с размаху опустил его вниз – ей на живот.
– Сэр! – Николас, покачиваясь, вскочил на ноги. – Как вы смеете?
Девушка сильно закашлялась, ее спина выгнулась, а из легких исторгся фонтан воды. Длинные бледные пальцы царапнули палубу, зажмурившись, она сделала несколько судорожных вдохов.
Николас прищурился, когда помощник врача успокаивающе положил руку на ее голое плечо.
Все молчали, даже капитан Холл казался изумленным неожиданным возвращением из страны мертвых. В самом деле, Персефона.
– Мэм, – с коротким поклоном выдавил Николас. – Как вы?
Ее веки задрожали, и она снова опустилась на спину. Волосы, теперь темные от воды, прилипли к голове.
Матросы, все как один наклонившиеся вперед, чтобы посмотреть на нее сверху вниз, были вознаграждены взглядом широко раскрытых светло-голубых, как небо над ними, глаз.
– Хм, – хрипло выдавила она. – О’кей?
3
На Этте не осталось ни живого, ни сухого места; боль, разрывавшая голову, не могла ослабить удушливого запаха крови, пота и чего-то еще, по запаху похожего на фейерверки.
Девушка переводила взгляд с лица на лицо – вязаные шапки, кривые и потертые парики, влажные глаза, незаметно вытертые о плечи, – и ее разум начал соединять все это воедино, как если бы она читала с листа новое произведение. Ноты складывались в такты, такты – во фразы, пока, наконец, ее не пронзила мелодия целиком.
Она была не в музее. Значит, спасатели, очевидно, вынесли ее на улицу, подальше от странного буйства шума и света. Ее кожа, волосы и платье промокли насквозь из-за… из-за системы пожаротушения, сработавшей в музее, верно? А одежда… может, в соседнем здании шла какая-то пьеса и актеры выбежали помочь? Девушка не была уверена – что там пожарные носят под формой?
