Тяжелые тучи перекрыли лунный и звездный свет. В ответ вновь ожили все остальные чувства: она уловила сладковатый гнилостный запах джунглей, попеременно гниющих и цветущих, услышала звук дождевых капель, ударяющих о камни и листья, почувствовала, как Николас коснулся ее макушки, обшаривая темень вокруг.

– Молю Бога, что это ты, а не очередной тигр.

Этта рассмеялась. Словно в ответ облака расступились, и тонкий луч лунного света, скатившись вниз, заставил лужи светиться.

– Быстрее… где гармошка? – пробормотал Николас.

Мощно дунув, юноша поморщился, когда проход отозвался воплем.

Ее слух, и так обостренный, оказался просто сверхчувствительным, когда остальные чувства «ослепли»; она вспомнила, как Оскар, демонстрируя технику, просил ее закрыть глаза, чтобы всецело сосредоточиться на разнице тона или качестве звука.

Слои, которые она слышала раньше, теперь стало легче разделить, как части оркестра.

Вот. Она была права.

– Ты слышишь? – спросила она.

– Все, что я слышу, так это сатанинские молоты и адские боевые барабаны, спасибо, – ответил Николас.

Этта шикнула на него.

Он нетерпеливо заерзал.

– Не хочу тебя обидеть, но, возможно…

– Слушай, – велела Этта и начала подпевать низкому раскатистому ворчанию.

Внезапно все изменилось: Этта подлаживалась под звук, пока тот не стал резче, выше, резонируя с трелью, которую раньше его ухо не замечало.

– Значит, здесь есть еще один, – сказал он. – Но я едва его слышу…

Этта повернулась, пытаясь определить, откуда он доносится; камни отражали звук, скрывая его истинный источник.

Николас огляделся, как безумный, ища пульсацию воздуха, мерцание входа во второй проход.

Снова повернувшись к ней, он уже улыбался:

– Я знаю, где он.

– Не знаешь! – возразила Этта, становясь на цыпочки, чтобы найти самой.

– Полагаю, это записывается на мой счет, – заметил Николас, явно наслаждаясь ее возмущением.

– Ты ведешь счет? – спросила она.

– А ты нет?

Ладно, отлично.

– Я догадалась, как найти лондонский проход.

– Мы вместе нашли парижский, а старик вычислил местонахождение прохода в моем времени, – сказал он, – так что за них – никаких очков. Один-один, пиратка. Ничья.

Это… в конце концов звучало не так уж ужасно.

– Откуда такая уверенность? – поинтересовалась Этта.

– Может, у тебя слух, как у собаки, зато у меня – глаза ястреба, – сказал он, указывая на вершину Пхимеанакаса, храма через дорогу. Сотни крутых ступенек вели к парадному входу… и к дрожащему воздуху, искрящемуся, словно звездное небо. – Уверен, это и есть проход, который мы искали.

Как считал Николас, чтобы пройти вратами времени и остаться на своих двоих, главное, шагать решительно и не сомневаться.

Если преодолеть решительным шагом колышущуюся завесу воздуха, то, проходя на другую сторону, ощутишь всего лишь толчок и продолжишь так же резво идти дальше, не испытывая ощущения, что тобою выпалили из пушки. Сбивающего с толку давления и мрака было не избежать, но если твой разум знал, чего ждать, к удару можно было подготовиться.

Этта издала тихое «О-ох», когда ее ноги ударились об пол и их внезапно окутал холодный сухой воздух. Николас крепче сжал ее руку, пока мир вставал на свое место. Они не приземлились на краю обрыва. Их не застрелили на месте, не проткнули мечом или штыком. Они не появились в нашпигованной крокодилами топи, или посреди базарной толчеи, или, если уж на то пошло, в горящем