«Нет, нет, только не сейчас! Я не хочу об этом думать!» – мысленно одернула себя Алексеева. На глаза навернулись слезы. Неужели плоду трудов стольких лет суждено кануть в небытие?

Женщина подняла руку, призывая к тишине. Эхо гулко разнесло ее голос над замершей толпой.

– Дорогие друзья, я вернулась, и я снова с вами! Только теперь мне стало ясно, как ценно и как дорого мне ваше общество! Я хочу представить вам еще одного нового жителя нашего бункера, Дмитрия Анохина, Митю, прошу любить и жаловать. Сегодня вечером устроим праздничный ужин в честь наших гостей!

– Ура! – крикнули из толпы.

– Ура! Ура! Ура! – прогремела сотня голосов.

Марина спустилась с бортика, Митя последовал за ней, оглушенный и плохо соображающий от переполнявших его эмоций.

Между тем жители бункера вернулись к прерванным занятиям. Молодежь села прямо на пол в кругу, продолжая слушать урок, который вел Ваня.

– Итак, победа большевиков в деле Великой Февральской революции оказалась четко спланированной и продуманной акцией. Вождь советского пролетариата, Владимир Ильич Ленин… – вещал Волков с бортика, возвышаясь над завороженными слушателями.

Читать лекции по истории Советского Союза, приобщая новое поколение к культуре канувшей в Лету эпохи, лучше Вани не умел никто. На занятиях было тихо, дети подземного убежища, от семи до семнадцати лет, замирали в его присутствии, не смея лишний раз вдохнуть. Их глаза горели интересом, им, никогда не видевшим солнца, не знавшим, как это – когда вокруг – бескрайний мир, когда за двенадцать часов можно оказаться не то что в другой стране – на другом континенте, было любопытно до дрожи, как жили люди раньше, чему радовались и о чем горевали. Там, где жизнь ограничена толстыми бетонными стенами и стальными затворами, счастье и печаль обретали новые, совсем иные грани и формы.

– Вы тоже про Ленина знаете? – прошептал Митя, коснувшись плеча Марины. – Мы тоже про него слушаем. Великий Вождь. Как товарищ Москвин.

– Москвин – это руководитель вашей линии? – поинтересовалась Алексеева, присаживаясь прямо на пол у стены.

– Товарищ Москвин – наш Великий Вождь. Как Ленин и Сталин, – заученно повторил Анохин.

– А что ты про Ленина со Сталиным знаешь? – спросила женщина, рассматривая сосредоточенных учеников.

– То, что они вели в путь мировой пролетариат, хотели создать Интернационал, это когда коммунизм во всем мире, – ответил Митя, слабо понимая, о чем он говорит.

– А как это – коммунизм? – улыбнулась Марина, видя, насколько бездумно и вызубренно выдает ей паренек прописные истины.

– Это когда все работают и все бесплатно, – радостно сообщил Анохин.

– Как у нас? – засмеялась Марина. – У нас все работают, денег у нас нет, еду всем дают в равных порциях и по часам, все живут одинаково, всем хорошо. Коммунизм, да? А у вас на Красной линии тоже мировой социализм построен?

– Нет, – печально ответил юноша. – У нас деньги есть. Коммунизм – он только на Проспекте Маркса, где Великий Вождь сидит, а у нас окраина.

Алексеева молчала.

– Скажи, вот что вы создали – это хорошо? – вдруг спросила она, водя пальцем вокруг незажившей царапины на лице.

– Я не знаю, – честно отозвался Митя. – Теперь я уже сомневаюсь.

– Знаешь, как Маркс определял коммунизм? Это социальный строй, когда вся собственность принадлежит народу, производительные силы высокоразвиты, нет деления на социальные классы и не нужно государство. А у вас что? Скажи, разве в метро возможен такой строй? Собственности давно уже нет. Есть маленькие житейские блага, которые потихоньку перераспределяются между простыми смертными. Производство? Да уж куда там. Что вы производите?

– Мы грибы выращиваем. Еще свиньи у нас живут. У нас на станциях ничего не делают. В Ганзе производят вещи из свиной кожи. А в основном все торгуют тем, что удалось найти на поверхности. А платят патронами.

– Ты думаешь, это производство? Так, остатки былой роскоши, как говорится, отчаянная борьба за жизнь. Скажи, разве можно строить коммунизм там, где за лишние патроны или миску еды готовы удавить? Социализм и его продолжение – это когда нет никакого разделения, все равны. Вот ты равен товарищу Москвину? И рядом не стоял, не надо себя утешать. Ты не равен даже своему дружку Кириллу Савченко, раз Павел Михайлович так просто от тебя избавился. Вы живете в вечном недоверии, опускаясь все ниже. Тот социальный строй, о котором говорил Маркс, – это высшая форма цивилизации. Ты изучал историю?

– Нам рассказывали о Великих Вождях, о Советском Союзе, – протянул Митя.