– Это монстр! – с гордостью выговорила девочка. – Страшный. Наверху живет. «Философ»!

– А откуда же ты знаешь, как он выглядит?

– Мне папа рассказал!

Муж Любаши, математик Василий, организационный помощник Паценкова, тоже не раз выбирался на поверхность с разведчиками, и после каждой вылазки Соня завороженно слушала страшные истории на ночь.

– Умница, зайка. Ну, беги, играй! – Алексеева обняла малышку.

– А кто такой зайка? – спросила девочка.

– А вам разве Ксения Андреевна не рассказывала? Зайка – это раньше на поверхности жил такой зверь, с ушами, серенький.

– Зубастый? Как «философ»? – заинтересовалась Соня.

– Нет, что ты! Давным-давно, когда люди жили там, где сейчас страшные монстры, в лесу водились зайчики, белочки, они были маленькие и добрые, дружили с людьми, – наскоро объяснила Марина. – Все, а теперь беги!

Соня засмеялась и вприпрыжку поскакала к своему спальному месту.

– Видишь, Митя. Тут у нас уже и рисунки в духе сюрреализма, малышня такое калякает, что мы даже представить себе не могли в их годы, – мрачно заметила Алексеева, вставая. – Очень сложно объяснить ребенку, что такое заяц, волк или кошка, когда они никаких животных в глаза не видели. Для нас это было само собой разумеющимся, было странно увидеть ребенка, который не знал, что такое белка или солнышко. А теперь в нашем бункере отстающим в развитии считается тот, кто не знает, что такое химзащита, респиратор или гермодверь. Ценности меняются, реальность совсем новая. И нам, тем, кто еще помнит прошлое, ой, как тяжело это все принять…

Анохин нахмурился, пытаясь поймать какую-то мысль. И, наконец, сообразил.

– У вас нет крыс! – удивленно воскликнул он.

– Нет. Ни крыс, ни тараканов, ни жуков. Вообще ничего живого нет, – подтвердила Марина.

– А почему? У нас в метро считается, что там, где крыс нет, точно какая-нибудь гадость пострашнее водится! – взволнованно объяснил Митя. Несмотря на видимое благополучие подземного убежища, что-то тревожило юношу, привыкшего везде видеть опасность, давило и пугало.

– Так вышло, – задумчиво ответила женщина. – Со стороны завала мы внимательно следим, чтобы никакие вредители не проникли, да и земли там осыпалось столько, что ни одна крыса не раскопает. Со стороны гермоворот тем более не пролезть. Это большой плюс… Знаешь, мы с прежних времен смогли сохранить даже немного муки, никакой вредитель до нее не доберется. Ты пробовал когда-нибудь настоящий пирог? Вот попробуешь, тебе понравится. Идем, покажу тебе нашу гордость.

Марина привела Митю в комнатку, где стояли несколько чистых металлических раковин и краны, выкрашенные довольно свежей серой краской. Алексеева покрутила вентиль, и из крана тонкой струйкой полилась вода. В этом же помещении за занавеской, сделанной из грубой мешковины, с потолка свисали душевые лейки. Рядом за дверью обнаружился старинный санузел.

– До сих пор работает. Не позволяю разводить грязь. Ненавижу, когда плохо пахнет. У вас на станции все перебивает запах костра, а от всей вашей доблестной охраны разит потом. После ужина отправишься сюда мыться, одежду я тебе выдам. Водосток у нас хитрый. По трубам все стекает прямо в городскую канализацию, а оттуда – как бы не в саму Москву-реку. Трубы уходят вниз почти отвесно и очень глубоко, если верить планам, поэтому никакая гадость из коммуникаций не влезет. Как тебе? – похвасталась Марина.

– Круто… – в полном восторге отозвался Митя. – А у нас в туалет ходят в ведро, обливаются тоже из ведра, раз в неделю…

– Надеюсь, не из того, куда ходят? – пошутила Марина. И судя по выражению лица Анохина, оказалась недалека от истины.

За этими разговорами они спустились на третий ярус. Человек десять юношей и девушек, сидя на корточках, разрыхляли землю вокруг чахлых кустиков картошки и вялой, бледной морковной ботвы.

Илья отложил тяпку и приветливо помахал рукой спустившимся.

– Ты чего это в смене? Ты же только из экспедиции, – удивилась Марина.

– Да ничего, меня это успокаивает. В земле покопаться – одно удовольствие. Тем более сегодня у нас день Ваньки Волкова, а он меня на лекциях не выносит. Ты-то как, поправилась? Тут все дела да дела, никак тебя бодрствующей не мог застать, – отозвался юноша.