Женщина накрыла его руку своей ладонью, будто пытаясь согреть своим теплом.

– Прощай, друг. Пусть тебе будет лучше в ином мире, – выговорила она и тихо побрела прочь.

И только через несколько минут Марина поняла, что ее лицо мокрое от слез. Они катились безудержным потоком, смывая боль и грязь.

Алексеева скользнула в пищевой отсек. Полки встретили ее пустотой. Ни одной банки тушенки. Начальница раздала все, до последней крошки. Не осталось вообще ничего. А желудок второй день сводило от голода.

Перед глазами стояла ясная картинка, наполняющая сердце невыносимой тоской. Два дня до эпидемии, пять дней назад. Маленький мальчик лет семи сидит у стены в одном из секторов и горько плачет. «Я есть хочу!» – всхлипывая, повторяет он. Его сразу же поддерживают несколько голосов. В полумраке раздается жалобное, настойчивое: «Есть! Есть хочу!». Марина хмурится, разделяет между детьми свою порцию. Так же поступают все старшие. Чтобы продлить жизнь на несколько дней.

«И самим стать едой», – невесело подумала Алексеева, закрывая дверь.

В техническом отсеке надсадно завывал генератор, высасывая из цистерны последние остатки бензина. Пара часов – и он тоже встанет. Погаснут навеки лампочки, перестанет ухать фильтр и течь вода. Бункер с последними двумя выжившими исчезнет во времени, растворится в чернильном мраке, забытый, пустой, залитый кровью. И никто и никогда не найдет его…

Сейчас темнота пугала Марину больше всего. Как в годы молодости ей страшно было идти по неосвещенным улицам, входить в комнату без света, так и теперь мрак давил, угнетал. И вместе с тем – пробуждал инстинкты. Нюх обострился. Зловоние сероводорода больше не било по ноздрям, зато отчетливо ощущался тяжелый запах свежей крови.

Алексеева неожиданно для себя опустилась на четвереньки, принюхиваясь. Свежие трупы людей манили ее, разжигая аппетит. Женщина четко представила себе, как вопьется зубами в еще теплую плоть только что умершего Вани, насладится солоноватым вкусом крови…

Марина взвизгнула. Ее заколотил озноб.

– Я схожу с ума, я схожу с ума… – шептала начальница последнего пристанища, прижимаясь лбом к ледяному железу. Ей стало невыносимо жутко, ужас парализовал все тело. Это было новое, неизведанное ранее чувство – страх перед самой собой. Перед чужим, жестоким желанием хищника.

Женщина поднялась с пола. У нее дрожали колени, ноги подгибались. Через большой зал она пробежала не глядя, оскальзываясь в алых лужах, масляно блестящих в свете фонарика.

У лестницы Алексеева замерла, чувствуя, как волной накатывает головокружение. Женщина оглянулась на трупы товарищей и с трудом удержала себя от того, чтобы не броситься к ним, разрывая зубами свежее сырое мясо.

Марина резко отвернулась и, не рассчитав расстояния, врезалась лбом в ступени. Боль отрезвила ее. Начальница бункера с воплем бросилась наверх.

Дверь ее кабинета была чуть приоткрыта, на пороге стоял Хохол. Он придерживал замок рукой, нервно оглядываясь в сторону внешнего заслона.

– Давай скорее! – поторопил он женщину.

Наконец, Марина увидела то, на что тревожно смотрел Женя. В бункер медленно вползали твари – бывшие воспитанники убежища.

Алексеева протиснулась в кабинет и повернула вентиль. Теперь последние выжившие были в безопасности.

«Значит, возвращаются. Доедать. Пока отсюда лучше не высовываться», – подумала женщина, присаживаясь на пол.

– Ты кричала, – сказал Хохол. – Что случилось?

Марина опустила голову.

– Мне страшно. Когда я увидела разорванные тела, мне захотелось их сожрать… Подойти, разорвать ногтями грудь и пить теплую кровь… – всхлипнула она, передергиваясь от жуткой мысли. – Обещай мне, что как только я начну мутировать, ты уйдешь…

– Мне некуда идти. Я же сказал: надеюсь, умру раньше, чем увижу, что с тобой произойдет. Не хочу смотреть, как ты обрастаешь слизью. Мне осталось недолго. Так мучиться я больше не могу. – Голос мужчины звучал спокойно, но в нем чувствовалось неимоверное усилие, чтобы не кричать от боли.

Женщина достала из сейфа небольшую коробочку с лекарствами и начала перебирать их, подсвечивая фонариком. Улыбнулась, когда нашла на самом дне последнюю ампулу обезболивающего.

Через несколько минут Женя успокоился и затих, обняв колени здоровой рукой.

– Может быть, не все еще потеряно? – жалобно спросила Марина, на мгновение вынырнув из своих раздумий.