имя, а вы должны встать и четко ответить. Ясно? – спросила Алексеева. – Присутствуют все? Отсеки проверили? Гермодвери закрыты?

– Да, Марин, все, кто есть, – ответил Ваня, присаживаясь рядом.

Женщина заскользила глазами по листу.

– Иван Волков, Константин Коноплев, Ирина Дмитриева, Василий Лозин, Любовь Лозина… Ксению и Михаила Черновых вычеркнуть… Юрий Неверов, Антон Михайлов, Валентина Столярова. И я. Ну что же, «старая гвардия» в сборе. Итого, за вычетом приболевшей Ксюши, у нас получается восемь секторов. По пятнадцать человек. В одном – двадцать два. Вполне себе жизненно выходит, – пробормотала себе под нос Марина, ставя галочки напротив фамилий. – Плюс мне в помощники Илья Оганян.

Перекличка длилась недолго. Но когда она закончилась, в бункере царила паника. Семи человек не оказалось на месте.

– Что за черт? – прошептала Марина, проверяя по списку фамилии. И те, возле которых были поставлены минусы, назвала еще раз.

– Максимов Егор! Оганян Лилия! Шеина Людмила! Работин Николай! Иванов Никита! Васильева Светлана! И… – Марина запнулась, не решаясь еще раз произнести фамилию. – Лозина Лида.

Люба билась в истерике, рыдая, Василий обнимал ее, успокаивая.

– Где моя дочь? Где мой ребенок?! – кричала агротехник.

Марина подняла мегафон.

– Тихо! Всем сохранять спокойствие! Разбиться по секторам! Первый сектор – ответственный Коноплев! Второй сектор – Лозин, третий – Ирина, четвертый – Юра. Пятый сектор – Валентина. Шестой – Антон Михайлов, седьмой – Илья Оганян, восьмой – Иван Волков. Люба, прекрати. Сохранять спокойствие. Не поддаваться панике! Мы в чрезвычайном положении! Начальники секторов каждые двадцать минут делают перекличку! В туалет ходить по одному, под запись главного по сектору! Секторам друг с другом не контактировать! До снятия чрезвычайного положения перемещения по убежищу запрещены! – крикнула она.

Послышались рыдания, кто-то срывался в визг. Бункер охватила массовая истерика.

Алексеева вскинула пистолет, выстрелила в противоположную стену.

– Тихо, я сказала! – потребовала она. – За неподчинение – расстрел на месте!

Мало-помалу молодежь рассредоточилась группками по пятнадцать человек, воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая редкими перешептываниями. Убежище медленно погружалось в ужас и темноту. В красном свете аварийных ламп тени становились длиннее, залегали по углам, пугали, сводили с ума. В тишине голоса эхом отдавались от сводов бункера, и становилось жутко. Ребята поминутно оглядывались. Им казалось, что кто-то стоит в неясном сумраке за спиной.

Алексеева сидела на стуле, разглядывая список жителей. Нет, ошибки быть не могло, ее списки верны. Дети действительно пропали. Егору и Люсе Шеиной было по восемь лет, они росли без родителей, дети бункера. Коля Работин и Никита Иванов – мальчишки-подростки, тринадцати и четырнадцати лет, их родители погибли совсем недавно, пару лет назад. Свете Васильевой было семнадцать лет, хорошая девчушка, дочка двух немолодых преподавателей Гуманитарного института, спасшихся после катастрофы. Лида Лозина, малышка шести лет. Как ее четыре старших брата и сестры не уследили за ней в отсутствие мамы и папы – оставалось загадкой. Дети прятали глаза. Они не знали, куда делась их сестра. Марина дальновидно убрала их из сектора Любы и Василия, чтобы не провоцировать скандал. И Лиля Оганян, малышка двух лет, дочь Ильи. Жена парня, молодая девчонка, погибла при родах, оставив молодого отца одного с новорожденной малышкой. Илья не находил себе места. Не уследил… Не сберег… Видимо, в общей сумятице, девочка пропала совсем недавно, пока Марина разбиралась с генераторами. Совершенно беспорядочный и очень странный список. Ну куда, куда могли деться дети в изолированном, закрытом со всех сторон помещении, где все постоянно на виду?

Женщина обхватила голову руками.

– Да что же это такое, куда они могли деться?! – зло воскликнула она, вставая. Снова взяла мегафон. – Всем сохранять порядок и спокойствие. Руководителей секторов попрошу назначить ответственных за еду и прислать ко мне. Остальным не покидать своих мест.

Сейчас единственным правильным решением было покормить изголодавшихся детей. А припасы кончались. Погасли ультрафиолетовые лампы на нижнем ярусе бункера, завяла листва морковки и свеклы. Тушенка, хранившаяся на складе, была последней альтернативой – не есть же сырую картошку. Хотя, когда начнется голод, и она пойдет в ход. Электричества на снабжение плиты не хватало.

У Марины от переживаний раскалывалась голова, думать было все сложнее. Казалось, еще пара шагов – и женщина рухнет лицом в пол, чтобы больше не встать. Внутри настойчивым колокольчиком звенела неуместная, ненужная сейчас мысль: «А Женя сидит один в темном карцере и сходит с ума в темноте и тишине. И в этом виновата только ты!»