том, кто мог желать смерти нашему дорогому молю.

– Ты не заметил одну склонность, которая была у убитого? – Я не до конца была уверена в своей догадке и потому не захотела безапелляционно утверждать. Может, это просто мое больное воображение? Потому и задала вопрос: насколько очевидна только что выстроившаяся в моей голове логическая цепочка другим. В качестве этих самых «других» выступал Верджил Мейнс – несносный, настырный, порою самоуверенный некромант и с этой минуты – мой жених. Я мысленно покатала последние два слова по нёбу, пробуя их на вкус. Мой… м-м-м… жених. Почему-то это словосочетание прочно ассоциировалось у меня с грушей и шоколадом.

Я еще не до конца осознала, что только что произошло. Интересно, а понял ли это Вердж? Мой собеседник же меж тем обдумывал ответ на заданный ему вопрос.

Повернула голову, чтобы взглянуть на его профиль: четкий, решительный, контрастно очерченный лучами осеннего солнца, которое светит, но уже не греет. Ответ некроманта в чем-то был созвучен моим мыслям:

– По мне, так этот тип больше всего напоминал клубок гадюк после зимней спячки. У него все склонности были как ядовитые змеи, жалящие тех, кто находится рядом. Что братья Ромьер с их работой, что Аякс, что Салика – он многим сломал жизнь, отнимая труд, надежду на счастье, использовал свое положение, затыкал рты.

– Я и не спорю, что его смерть – логичный итог жизни по принципу вседозволенности. Такие люди, как он, хуже сперматозоидов. Среди последних, хотя бы один из миллиона оказывается в итоге человеком. А если душа гнилая – то даже такого шанса нет. Ведь рано или поздно найдется тот, с кем не поладить добром, кому в гробу не нужно будет откупного серебра, кто силой ответит на гнусность.

– Но найти такого мстителя среди сотен – это же все равно что искать кольцо в морской пучине. У него наверняка целый полк таких вот обиженных.

– Смотри. – Я порывисто схватила Верджа за запястье, заставив его развернуться лицом к себе: – У нашего убитого была преинтереснейшая манера всех им обиженных тихонько спроваживать из академии.

Некромант, кажется, ухватил нить рассуждений, однако моего оптимизма не разделял:

– Каждый год из академии отчисляется по разным причинам около сотни человек, а за все это время… Да разговорить каждого из них нереально!

– Знаешь, если отбросить братьев Ромьер, которые, к слову, у нас фигурируют как самый «застарелый» случай использования проректорского положения, то два последующих – аналогичные. Старый сластолюбец западал на красавиц. И они после тихо забирали документы. Мне кажется, стоит поднять дела тех девушек, кто забрал документы в последний год. И обратить внимание на симпатичненьких. Думаю, их наберется не так много.

Ветер вновь начал гонять листву под ногами, сентябрить.

Вердж с сомнением посмотрел на меня, словно вопрошая: «И как мы будем добывать имена этих красоток?» Я лишь пожала плечами. Хотя именно Вердж собирал до этого всю необходимую информацию, и у него это неплохо получалось.

Это был диалог без слов. Молчание, которое дороже любого золота. Одно на двоих. И если бы до этого момента я еще сомневалась в правильности выбора, то сейчас – нет. Потому как рядом был тот, кто понимал не спрашивая, кто мог критиковать, но тем не менее верить в меня.

Обратно мы так и шли: молча, держась за руки. Кленовая аллея, щедро позолоченная осенью, была безлюдной, впрочем, как и безгномьей, и бездраконьей тоже.

Помимо нас, обнаружился лишь один представитель эльфячьего племени, совершавший моцион в одиночестве. Поравнявшись с нами, он скривил губы в ехидной усмешке и сказал, как выплюнул, с брезгливой заинтересованностью глядя на Верджа:

– Новая игрушка богатого мальчика?

Я почувствовала, как рука жениха напряглась, хотя ровный холодный ответ некроманта по теплоте мог сравниться с вакуумом космоса.

– Дерниэль, советую тебе извиниться перед моей невестой, пока есть такая возможность.

Взгляд эльфа, до этого надменно-расслабленный, при последних словах Верджа стал цепким, как изголодавшийся таежный клещ.

– Не думал, что один из знаменитейших сердцеедов академии так скоро наденет брачный браслет, – протянул этот Дерниэль задумчиво, а потом, соизволив обратить на меня внимание, добавил: – Приношу свои извинения за столь неподобающий вопрос, сударыня. Мое восхищение той, что сумела за столь короткий срок пройти путь от очередного увлечения Мейнса до, без пары гинков, жены.

Я почувствовала, что еще пара мгновений, и Вердж сорвется. Это извинение было не чем иным, как оскорблением. Только