И вот – долгожданный рассвет. Измученный, с воспаленными глазами, Николас вышел во двор. Прочь, прочь отсюда! Да в седле отдохнуть легче, чем в этой чертовой обители!

На крыльцо донжона он вышел аккурат в ту минуту, когда калитка на воротах открылась, и привратник впустил внутрь четверых братьев – не иначе тех самых, что покинули Ротшлосс на ночь глядя. И где же монахи шлялись до самой зари? Как ни устал Николас, а любопытство его разгорелось с новой силой. К тому же что-то с вернувшимися братьями было не так. Вечером он в оконце отчетливо видел: все четверо ушли за стены на своих двоих, а теперь двое крепких мужчин в сутанах попросту тащили на себе третьего – тот висел кулем у них на плечах, время от времени пытался поднять голову, но тут же бессильно ронял ее на грудь. Неужто пьян? Наведались монахи в трактир, предались греху…

«Нет, – решил Николас, – если малый и набрался хмельного, то не в трактире. До ближайшей деревни пешком – полночи пути».

Монахи усадили товарища возле коновязи и встали рядом, тихо переговариваясь. Подталкиваемый все тем же любопытством, Николас подошел ближе.

– Доброе утро, братья, – он подпустил в свой голос наивной беспечности. – Что с вашим другом? Он ранен?

Монахи дружно повернулись к нему, и один из них шагнул в сторону, недвусмысленно заступая чужаку дорогу. Смотрели бенедиктинцы хмуро, настороженно. И никто из них не ответил на приветствие.

– Утро доброе, юноша, – у аббата Германа, похоже, был дар появляться не вовремя и не в том месте. – Ты ранняя пташка. Сие похвально.

Тоном, каким прозвучала похвала настоятеля, впору было сказать: «Какого черта ты здесь забыл, молокосос?» Николас приветливо улыбнулся в ответ.

– В стенах вашей обители спится так сладко и покойно, святой отец! Я отдохнул быстрее, чем наступило утро. Впрочем, далеко мне до братьев бенедиктинцев, они-то, гляжу, и вовсе не спят ночами.

Аббат прищурился, на лице его отразилось нечто вроде сомнения.

– Источник! – послышался вдруг за спиной Николаса резкий каркающий голос; обернувшись, он увидел, что неподвижно сидевший у стены монах зашевелился. Это был мужчина лет сорока, крепкого сложения, чуть полноватый. Его скуластое некрасивое лицо посерело, губы страдальчески искривились, на покатом лбу серебрился пот.

– Источник, отец! – прохрипел монах. – Эти девочки… Господь милосердный! Избавьте! Больше… не могу!

Протянутая к аббату рука задрожала и упала вниз. Попытавшись встать, несчастный рухнул на четвереньки, его выгнуло в судороге так, что хрустнули суставы. Стоявшие рядом братья дружно, будто повинуясь неслышной команде, бросились к нему, обхватили за плечи и прижали к земле. Монах забился в их хватке, заклокотал горлом.

– Не-е-е… м-мо-о-о… Грлк!

Его вырвало. На тщательно подметенные каменные плиты хлынула густая черная желчь. Не обращая внимания на дурно пахнущие брызги, аббат вдруг сделал три быстрых шага вперед и склонился над вздрагивающей кучей из тел в темных сутанах. Двумя пальцами отец Герман коснулся темени буйствующего бенедиктинца.

– А-алльгрем-мн! – разнеслось по двору громко и отчетливо.

Что бы это ни значило, оно подействовало. Человек затих и обмяк в руках своих товарищей.

– Хорошо, – заявил настоятель, резко поворачиваясь к совершенно оторопевшему Николасу. – Придется мне объясниться. Но я не хочу делать этого здесь. Не сочти за труд, сын мой, поднимись в мою келью и подожди меня там. Не беспокойся, я тебя не задержу, лишь присмотрю, чтобы брата Петра устроили, как полагается.

Николас согласно кивнул, подумав о том, что святому отцу придется очень постараться, чтобы быть убедительным.

Под взглядом аббата было холодно. Странное дело, вчера Николас ничего такого не ощущал, а сегодня его словно усадили на ледяной сквозняк. Глаза отца Германа не отрывались от лица гостя, казалось, он пытается заглянуть ему в самую душу.

– Что-то не пойму я, отче, – прервал Николас затянувшееся молчание, – тот малый, которого выворачивало наизнанку возле конюшни…

– Одержим, – сухо бросил аббат. – Бесы терзают дух и плоть его. Мне пришлось прибегнуть к древнему заклинанию, дабы усмирить их хотя бы на время.

– Он говорил про какой-то источник…

– Он ничего не говорил. Бесы говорили за него. Нельзя внимать словам демонов, ибо в устах их ложь. Искать истину в речах демонов – это даже не ересь, а глупость. Опасная глупость.