шипения… Упыриха будто и не заметила удара – не замедлившись ни на миг, она отпружинила от стола, скакнула назад и вдруг оказалась совсем рядом. На дне двух черных омутов Джок уловил бледно-синие сполохи.

– Дурак! – раздалось прямо внутри головы. Не вой адского создания, не гулкий демонический бас, не змеиный шепот – голос был вполне человеческим, но наполняло его до краев столь безмерное превосходство, что рубака-северянин похолодел.

А затем… тварь к нему прикоснулась. Левую руку от локтя до плеча словно облили водой на свирепом морозе, дали покрыться коркой льда, а после, чтобы отогреть, сунули в кипящее масло – и все эти ощущения сжались для Джока в один краткий миг. Он задохнулся криком. Показалось – сердце не выдержит, выпрыгнет из груди, разорвется…

– Ну-ну, не падай, я тебя всего лишь потрогал… малыш Свен!

Мутная пелена боли спадала с глаз. Джок не без удивления понял, что все еще стоит на ногах и кинжал по-прежнему зажат в его пальцах. С невольным трепетом покосившись на свою левую руку, он увидел, что та все еще находится на привычном месте. Цела! Даже прорехи на рукаве не появилось! Но эта боль…

Тварь висела на стене почти под потолком, и, когда говорила, губы ее не шевелились. Черты детского лица заострились, вытянулись, в них все меньше оставалось человеческого. Куда он ее ранил? Да и ранил ли вовсе? Медленным шагом мечник двинулся вокруг стола, черный взгляд следовал за ним.

– Куда же ты, малыш Свен?! Давай еще поиграем!

Упыриха снова прыгнула – не живое существо, молния во плоти. Джок увернулся от растопыренных тонких пальцев, метко резанул в ответ и покатился через стол, чтобы снова оставить его между собой и тварью. Ему не хватило какого-то мига… доли мига: правая голень окунулась в кипящий лед, человек заорал, надсаживая горло, отмахнулся кинжалом вслепую, упал. А когда сумел подняться, упыриха подскочила и всей пятерней ткнула его в бок…

Джок вставал. Подбирал под себя трясущиеся ноги и упрямо их разгибал, поднимая вверх тяжелое тело. Лопатки пересчитывали бревна на стене: пять звеньев… семь…

«Как же больно… Великий Один…»

Тварь по-крабьи, боком ползла по столешнице, северянин вытянул в ее сторону руку с кинжалом. Рука дрожала, пальцы на рукояти свело мучительной судорогой. Он уже знал наверняка: упыриха не боится его оружия, железо ей нипочем. И Джока она не боится – просто забавляется с ним, точно кошка с беспомощным лягушонком. И жизни в лягушонке почти уже не осталось. Каждая атака чудовища, заканчивающаяся вспышкой леденящей боли, выпивала из северянина силы, вытягивала воспоминания, рвала на клочки саму его душу. Он уже забыл детство, забыл шебутную юность, забыл мать и отца, почти забыл собственное имя…

– Све-ен! Малыш Свен, сын Торлейва! Не сдавайся! Давай поиграем еще!

– Б-будь ты… про… клято… отр-ро… дье…

Язык слушался плохо. Все тело слушалось плохо. И лишь воля не сдавалась, противилась неизбежному. Ему нужно было продержаться. Ну еще хоть немного.

Джок вставал. Он знал, что сейчас умрет, но умереть хотел стоя и с кинжалом в руке.

Первым в дом вбежал Микаэль. Сжимая обнаженный меч, он застыл на пороге.

– Отпусти его, мразь!

Тварь послушалась и всем телом развернулась к новому противнику. Нюрнбержец по достоинству оценил легкость, с которой «девочка» отшвырнула прочь крепкого и высокого мужика: силищи адскому отродью было не занимать.

– В сторону! – прорычали позади. – В сторону, пес церковный!

Последние слова определенно были лишними, но Микаэль упрямиться не стал, качнулся влево. За спиной его щелкнул арбалет, и тяжелый бельт, свистнув у самого уха воина, вошел в дальнюю стену. Помедлила бы тварь хоть немного – торчал бы толстый черен аккурат между черных глаз, но… Чудовищную девчонку словно ураганом с места сдуло, она размытой тенью метнулась к окну и бросилась в него, выбив наружу решетчатые ставни. Во дворе кто-то вскрикнул. Кристиан!

Микаэль рванулся прочь из дома, едва не сбросив с крыльца опускающего арбалет Девенпорта. Он успел еще увидеть, как темный силуэт взлетает на соседнюю постройку прямо по отвесной стене. Пара мгновений – и твари след простыл. Внизу ее проводили потрясенным взглядами Кристиан и рыжеволосый парень, которого все звали Пронырой. Из ближайшего проулка выбежали еще трое людей барона и парочка городских стражников, но они уже вряд ли хоть что-то успели разглядеть.

– Матерь Божья, – пробормотал рыжий, – это что ж такое было?

– Оно… – Голос Кристиана дрожал, и его творящая крестное знамение рука тоже заметно тряслась. – Оно посмотрело прямо на меня!