бродяга Перегрин. Вот кто наверняка поверит Паулю! Но как его увидеть?

«Если будет помощь нужна, сожми ее в руке и про меня подумай. Я приду…»

Он утер слезы и крепко стиснул палочку. Маленькая дорожная волшба, да? Что ж, поглядим…

– Ладно, – сказал Девенпорт, – давайте проясним кое-что…

Пока выезжали из города и отыскивали нужную дорогу – старую, почти заросшую травой и молодым кустарником, капитан с мрачным видом молчал, но время от времени Кристиан ловил на себе его пристальный недобрый взгляд. Сам он, впрочем, тоже не спешил с наемником заговаривать; что же до Микаэля – тот и вовсе, казалось, не замечал ни Оливье, ни второго из навязанных им спутников: крепкого рыжего парня по имени Хольт. Только с Николасом оба держались без неприязни, Кристиан подумал даже, что лишь из-за министериала фон Ройца Микаэль согласился терпеть компанию Девенпорта. Большим соблазном для юного послушника было расспросить его про случившееся в Ротшлоссе, но при Отто Штерне говорить Николас ничего не стал.

Этот Отто был из местных, люди барона отыскали его утром, ибо лично от бургомистра узнали: тот по молодости ходил в управляющих на серебряных копях, ныне совсем заброшенных. Когда три года назад прошел слух, будто серебро в горах не иссякло, про поседевшего, но еще бодрого Штерна вспомнил городской совет. Получив деньжат на потребные для дела снарягу и провиант, старик возглавил небольшую артель рудокопов. Два сезона они ползали по выработанным штольням, искали новые жилы, пока даже неугомонные ратманы не признали, что поддерживать бесплодные поиски – занятие пустое и затратное. Впрочем, фон Ройца местное серебро интересовало сейчас меньше всего.

«Есть того… проходы! – признал Штерн, когда в его глазах отразился блеск новенького гульдена. – На два… не, на три мы натыкались, пока того… под землей ползали, точно мыши».

«Покажешь все – получишь еще один», – сказал барон, и у Отто от предвкушения затряслась клочковатая пегая борода.

Глядя на него, послушник отчего-то представлял себе гриб-трутовик, выросший с могучего детину, а после сильно усохший и потрескавшийся. Нарядили гриб в некогда добротную, но теперь сильно потертую одежду, посадили на древнего и медлительного мула – сойдет за человека.

– Эй, парень, ты не оглох? Прояснить надо бы кое-что, – повторил Девенпорт, бросая тяжелый взгляд не на Кристиана даже, а будто бы сквозь него.

– Есть что сказать – говори, – проворчал за юношу Микаэль.

Наемник зло скривился, обнажил зубы в недобром оскале, но, против ожидания, огрызаться не стал. Стерпел? Вот так новость!

– Я, что сделал, то сделал, – Оливье отвернулся. – И получил то, что получил. За Джока поквитаться следовало, а ты… Сперва я думал: знаешь, да скрываешь. Потом понял: не знаешь ни черта, и даже не догадываешься.

– О чем? – вскинулся Кристиан.

– Тварь на тебя глаз положила. Я это сразу смекнул и ведь не ошибся.

– Зато ошибся в другом.

Капитан дернулся, как от оплеухи, но снова проглотил обиду.

– Верно говоришь, ошибся.

«Теперь за троих квитаться будешь?» – хотел спросить Кристиан, да промолчал. Наемник ему не нравился, но даже таких, как он, бить ниже пояса – недостойно. Неужто этот человек способен испытывать чувство вины? Странные бледные сполохи в окружающей Девенпорта желтизне… Отчего-то юноша не сомневался: капитан терзается сожалением! Вот только о чем? Уязвленная гордость покоя не дает или же Оливье мучает мысль, что собственный просчет стоил жизней его людям?

– Ничего, – проворчал француз, – сочтемся еще с твоим Воргом.

– Он такой же мой, как и твой.

В ответ Девенпорт только плечами пожал.

– Господь велел прощать, – сказал Кристиан, поколебавшись, – и значит, мне придется тебя простить.

– Но, если ты, недоносок, хотя бы подумаешь о том, чтобы проделать подобное еще раз, я вырежу тебе печень.

Микаэль произнес угрозу очень спокойно, без тени напряжения в голосе… Угрозу? Юноша невольно вздрогнул, осознав со всей ясностью: старший товарищ не запугивал – он обещал и собирался обещанное исполнить. Несомненно, понял это и Оливье – мрачно усмехнувшись, наемник кивнул, мол: «Услышал тебя… А там поглядим, кто кого».

– Эй, старик, далеко еще?

Отто Штерн обернулся к Николасу, скривил трещину рта в подобие улыбки.