– Ну вот и славно, – Девенпорт отпустил детский нос. – А теперь – брысь отсюда.
Дважды повторять не пришлось: Пауль бросился прочь так, что пятки засверкали. Француз проводил его взглядом, потом негромко свистнул, и тут же из-за амбара показались двое мужчин в коротких черных куртках, черных штанах и мягких сапогах – лучше не придумаешь, чтобы ночью остаться незамеченными. У каждого из-за плеча торчало ложе арбалета, через грудь наискось тянулись перевязи с метательными ножами. Повинуясь короткому жесту капитана, они двинулись за послушником. Следом бесшумной тенью скользнул к воротам и сам Оливье.
7
Пауль подошел к стойке, за которой гремела посудой Магда Хорн, и встал, положив подбородок на толстенные дубовые доски, – роста у него как раз хватало, чтобы из-за них торчала только голова. Теперь надо постоять с жалобным видом, подождать, пока женщина заметит, и – готово, получит какую-нибудь вкусность. Старуха-хозяйка подкармливала малого, баловала то яблоком, а то и сладким пряником. Пряник, правда, доставался редко: Хорны потому и жили справно, что каждому медяку цену знали. Но хоть краюшку ржаного со шкварочкой даст, и то хорошо, особенно когда увидит его здоровенный распухший носище.
«Эх, надо было, чтоб дядька покрепче сдавил! – запоздало посетовал Пауль. – Глядишь, тогда бы и на пряник расщедрилась!»
И впрямь, увидев распухший нос, Магда запричитала, погладила Пауля по вихрам и сунула ему посыпанную крупной солью горбушку с парой шкварок, поставила кружку молока.
– Это кто ж тебя так отделал, носатый? – улыбнулся сидевший рядом темноволосый мужчина.
«Охранитель инквизитора!» – вспомнил Пауль и, прежде чем отвечать, шагнул в сторону.
– Никто, – пробурчал паренек. – И вообще, не ваше дело.
Получилось грубо, но темноволосый не обиделся.
– Верно, не мое. Только не потому ли у тебя нос опух, что ты еду клянчишь?
– И вовсе я не клянчу, – Пауль фыркнул. – А кабы и клянчил – подумаешь, большое дело. Коли нужно, так я и купить могу, вот!
Не сдержавшись, он продемонстрировал темноволосому серебряную монету.
– Богато живешь, – неподдельно удивился тот. – А родители-то знают, что ты тут серебром отсвечиваешь?
– Пауль!
«Вот черт! Принесло ее!»
Мальчишка мгновенно спрятал монету в кулаке, но появившаяся откуда ни возьмись Хелена схватила его за руку. После недолгой борьбы она разжала детские пальцы и удивленно взглянула на серебряк.
– Откуда это у тебя? Стянул?!
– Нет! – замотал головой мальчишка. – Ты что!
– Откуда тогда?
– Я ее… нашел.
– Не ври, братик, а то, видит Бог, выдеру! Ты знаешь, я свое слово держу!
Пауль завел левую руку с растопыренной пятерней за спину, словно прикрывая седалище, – он и впрямь всего несколько дней назад крепко получил от сестры на орехи.
– Так откуда?
– Дядька дал, – и мальчик рассказал, как Девенпорт предложил ему целый серебряный даллер за то, что он подойдет к Кристиану и скажет, будто того зовут дети из «гнезда» отца Теодора. Вздохнув, добавил, что и «сливу» ему тоже сделал «дядька».
– Что?! – ахнула Хелена. – Кристиан?! Но зачем…
– Погоди, – темноволосый, внимательно слушавший сбивчивый рассказ, подобрался. – Когда это было?
– Да вот только что, – глядя в пол, ответил Пауль. – Я сюда, а он – на улицу.
– Понятно, – чуть слышно сказал мужчина. – Сидите здесь, не выходите никуда.
Он рванулся к лестнице, и паренек обомлел: никогда ему не доводилось видеть, чтобы взрослый человек двигался столь стремительно. Казалось бы, только что сидел на табурете, но уже хлопает дверь наверху, гремят шаги по ступеням – и вот темноволосый в тяжелой куртке воловьей кожи стоит у выхода из трактира. А в руке – перевязь с мечом.
– Я тоже пойду! – Хелена бросилась следом.
– Еще не хватало. Сиди здесь!