Александр стоял и терпеливо слушал. Какой-то стропальщик, в немыслимой позе повисший над ним, прекратил колотить по гвоздям и тоже прислушался. Казаков со значением посмотрел на него: стропальщик снова принялся заколачивать. «Вот и гвозди скоро стекут дефицитом, – мелькнула государственная мысль. – А гвозди из жести не больно-то наштампуешь…»
– Короче, – сказал он вслух, – ты совершенно прав. Я не ругаться явился. Пошли ко мне: посидим, поговорим, – голос координатора перешел на свистящий шепот, – …выпьем слегка…
– О чем говорить? – бормотал Баграт, шествуя вслед за Казаковым по плотному серому песку, мимо собираемого деревянного настила, ведущего на скалу. За их спинами маркеловские столяры любопытно переглядывались. Всем было ужасно интересно.
– Все и так ясно… Дело надо делать, а не говорить… говорить…
– Слушай, Баграт, – Казаков обернулся к Маляну. – Ты так и пойдешь через весь город – голышом?
– А что? – немедленно возмутился Баграт. – Или ты уже ввел закон об охране общественной нравственности? Главное, чтобы я сам считал свое поведение естественным!
– Правильно, – закивал координатор, – Но все-таки… девушки, опять же, шипы всякие о почве, щепки…
– Щепки! – возмутился Малян, натягивая башмаки. Подумав, он надел и рубашку, но застегивать ее демократически не стал.
Они отправились через весь поселок к коттеджу Совета. На них кидали мгновенные взгляды пробегавшие мимо рыбаки с тачками; строители и столяры, протаскивавшие бревна и доски; деловитые автомеханики и швеи, носившиеся между мастерскими, складами и помещениями для выделки шкур. Казаков шёл, как Брежнев мимо почетного караула, с застывшей доброжелательной улыбкой. Баграт вышагивал гордо и независимо. Попавшийся навстречу патрульный свободной смены, увидев важных персон, нахлобучил на затылок вытащенную из-за пояса пилотку, сделал каменно-голубевское лицо и красиво отдал честь. Малян зашипел; когда Казаков ответно кивнул головой, Малян зашипел еще сильнее.
– Я так и думал, – сообщил он, когда со зноя, напоминавшего крымскую сиесту, они ввалились в прохладу и полусумрак коттеджа. – Совсем распустились без меня… Скоро свой портрет на плацу повесишь и назовешь – «Площадь Великого Вождя!»
– Ладно, ладно, – бормотал Казаков, не оставлявший, надежд договориться. – Смотри лучше, что я припас! Ради тебя, анархиста небритого, пошел на злоупотребление служебным положением…
Замок входной двери щелкнул, на окна опустились шторы, и на столе появились: два стакана, маленькая плитка шоколада, банка мясных консервов и плоская бутылка коньяка. У Баграта блеснули глаза; блеск преломился в толстых линзах очков и золотыми искорками заплясал на стакане.
– А что за коньяк?… Ну, так и думал, дагестанский, какая мерзость! И даже гранатов, наверное, нет… нашел, что предложить!
Казаков, уже плеснувший в свой стакан, остановился.
– Значит, тебе не наливать? – спросил он с отеческой теплотой, и сделал вид, что собирается завинтить крышку. Батрат произвел последовательное движение руками,
– Но, но! – запротестовал он, – Прекрати это! Надо же понимать разницу между субъективным восприятием и объективной необходимостью!
Казаков налил коньяк Маляну коньяк.
– Надо, – согласился он. – Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Но сначала – прозит!
Малян отозвался в том плане что «да, прозит», влил в рот свою дозу, скривился, еще раз пробормотал «какая мерзость!» и вонзил вилку в ровную розоватую поверхность венгерской ветчины. Казаков закушал кусочком шоколада.
– Кстати, как продвигается глобальный – труд? – спросил он и снова понял, что это не лучшее начало для задушевной беседы. Как можно было понять из ответного монолога, Малян написал введение; Малян считал, что творческую работу нельзя регламентировать; Малян не хотел выступать в роли примитивного хрониста что, несомненно, было бы кое-кому на руку; и вообще, введением он недоволен и его надо теперь переписывать. Казаков слушал и изнывал от желания заорать. Он уже понял, что ничего путного из беседы не выйдет и вообще, день, паскудно начавшийся, будет паскуден до дна. До донца, как сказал бы Маяковский…
… – Короче, мы не можем позволить себе роскошь иметь даже одного тунеядца!
Координатор говорил с тихим бешенством. Бутылка была на две трети пуста.
– Если на то пошло, тунеядцы здесь вы! – Баграт с сожалением рассмотрел дно консервной банки и отшвырнул ее в угол. – Вы сели людям на шею и тихонько кроите тоталитарный и феодальный режим, а ты, вон, даже теоретическую базу подвел! У нас появилась уникальная возможность – а вы хотите все опошлить… не дашь мне здесь спокойно работать, уеду к Валерьяну!
– Что ты называешь работой? – ядовито осведомился координатор.
