ссыльных; – Далеко?
– Нет, часа полтора…
Через час они шли по едва заметной тропинке через сайву. Она была не совсем такая, как дома; среди привычных саговников («ананасов», как их называли ссыльные) попадались росшие пучками, из одного мясистого пня, побеги тех самых коленчатых стволов. Из каждого узла рос пучок черных листьев, и все это растение очень напоминало безумную гигантскую икэкбану из бамбука, морских ракушек и листьев саговника. Виктор, накинув на голову капюшон, шагал рядом с координатором. Он выглядел довольно нелепо; впрочем, и сам Казаков, и Следопыты (один впереди колонны, двое чуть отстав) и новые ссыльные смотрелись не менее живописно – в своеобразных венках из побегов саговника, похожих на гигантские вороньи гнезда. Их соорудили по совету «аборигенов»; оказывается, в листве «бамбука» обитали «пиявки» – существа, обладающие привычкой падать сверху на все движущееся и кусать. Яд пиявок, видимо, мог парализовать любого теллурийского зверя; для человека он был несмертелен, но очень болезненен и оставлял долго заживающую язву. Второй панк, молчаливый «Фенимор» (как звал его Виктор) продемонстрировал на плече круглую рану с красным дном с металлический рубль величиной.
– Двое погибли… – вполголоса и бесстрастно рассказывал Виктор. – Один еще в июне – обезьяны напали, тогда же и меня покоцали, еле выкарабкался… Второй, Швед, два месяца назад. Можно сказать, по собственной дурости – они вон с Фенимором, – Виктор дернул плечом назад, на своего спутника, который замыкал колонну ссыльных, – затеяли поход вокруг озера. Ну и нарвались на какую-то х… ню. Привидение, а?
– Что? – не понял координатор.
– А хрен его знает. Фенимор сказать ничего толком не может. Месяц из землянки не вылезал… Мы его нарочно пинками ходить на побережья заставляли, чтобы в себя пришел… Эй, Фенимор! – обернувшись, заорал он. – Начальство хочет знать про твоего привидения!
Казаков даже за тридцать шагов увидел, как побледнел Фенимор.
– Зае… вы меня, – огрызнулся он, но без уверенности в голосе. – Что я помню, что ли? Темнело уже…
– Ну-ка, иди сюда. – всерьез заинтересовался Казаков. – Рассказывай…
ДНЕВНИК КАЗАКОВА
«7 тиберия. …толком ничего. Какое-то серое, бесформенное облако выползло из леса, когда они шли пляжем, и обволокло Шведа, тот сразу же упал. Фенимор клялся, что при движении облако выбрасывало «рога», и что сквозь него просвечивала лунная дорожка на озере. Сам он чуть не рехнулся от страха = хотя облако так и застыло над Шведом, никаких поползновений напасть на спутника своей жертвы не делало. Баньши, короче, а-ля Саймак… А панки назвали его «Бэби Элис». На тот мысок они больше не ходят, и вообще на ту сторону озера…
Эх, мало было мне обычной фауны – баньши пошли… Устроились наши ссыльные солидно. Здесь к озеру с пологих холмов стекают два ручья, прорыв глубокие отвесные овраги; панки выкопали свои землянки на «острове» между оврагами и озером, в месте, недоступном никакому хищнику. Разве что Бэби Элис по воздуху прилетит…
Перешеек, соединяющий их Берлогу с «большой землей», перегородили забором и рвом; смастерили плоты, ловят рыбу, разводят каких-то икронесущих черепах – в-общем, перебиваются. Двух своих женщин имели, видимо, по очереди, соблюдая осторожность: ни одна до сих пор не беременна. Явный лидер – некто Филин (в миру Георгий Пылин, о как!); они вроде бы заключили мировую с нашим герцогом, ну, я на всякий случай предупредил: то, сё… Оный Филин имел со мною беседу: они, оказывается, боятся, что зимой приливная фауна оскудеет и поселение ссыльных вымрет с голоду. Договорились вот о чём: мы им будем подбрасывать регулярно картошку и теплые вещи, а они будут рубить и оттаскивать на побережье лес. А то земной пора кончать валить… Ссыльнопоселенцев теперь здесь- 16 мужиков и 12 баб; пусть трахаются, радуются жизни, не ходят на тот конец озера и работают в меру сил во славу Первограда.
Кстати, этот покусанный Виктор высказал здравую мысль: Бэби Элис – разновидность ночесветки, только покомпактнее. Тогда, выходит, с ней можно бороться огнем… В Первограде все спокойно, даже удивительно. Я начал писать положение о каторге, хватит легионерам загорать…»
…«Альтаир» шел под парусами, узлах на пяти – по словам Неретина; едва заметный ветер дул в бейдевинд левого галса, с северо-востока, неся из камышовых пространств запах нашатырной гнили. В прочем, проку от парусов было чуть – мутное приливное течение, прорываясь сквозь узость пролива, само несло яхту в нужном направлении.
– Не меньше трех узлов течение! – прокричал Неретин координатору. Александр стоял на носу, одной рукой держась за леер, а другой застегивая куртку. Было свежо. За спиной, в фиолетово-лиловые слоистые облака садилось большое, пузатое алое солнце,
