Прав дядя Сарын: мы, боотуры, все одинаковые. Чуть что: «Убью! Оторву! Кэр-буу!» Я обошел беснующегося Зайчика по кругу. Примерился, как его лучше освобождать. Вырвать кольцо из стены? Нет, не потяну. Перерубить цепь? Порвать? Если вдвоем взяться, может, и сумеем. Но для этого — для вдвоем! — Зайчик должен сначала усохнуть и выслушать меня. Иначе как нам действовать сообща?

По серому, осунувшемуся лицу Кюна ручьями стекал пот. Скулы заострились, кожа на них натянулась, грозя лопнуть. Дышал он, как загнанная лошадь; в груди хрипело и булькало. Силы пленника были на исходе, но боотур рвался на свободу: крушить, убивать, мстить!

— Кюн, выслушай меня. Тут, рядом, твоя сестра.

— Аыррргх?!

Кольчужное плетение потускнело. Медленно, с неохотой, доспех втягивался в тело. Услышал? Или просто выдохся?

— Твоя сестра в плену. Слышишь?

— Ы-ы-ы?

— Мы ее освободим. Вместе.

— Ы-ы?

— Ты мне поможешь?

— Ы-ы-ы! Убью!

Он тряхнул цепями с новой силой. Цепи зазвенели, натянулись до отказа. Стань и я боотуром — сумел бы их перерубить. Только зачем? Ну, перерублю. И что дальше? Парень ведь не усохнет, даже освободившись — это я отлично видел. Заорет, начнет блажить, призовет Уота: «Голову оторву! Руки-ноги...» Если Уот горлопана-Зайчика в первый раз услыхал — теперь и подавно услышит.

Услышит и явится.

Даже вдвоем с Кюном мы против Уота не выстоим. И что мне с Зайчиком делать? Как его, боотура драного, освобождать? Был у меня план, умный-преумный, хитрый-прехитрый; был да сплыл. Юрта из травы под ураганом — вот судьба моего плана. Уота нет, Зайчик есть, Жаворонок есть — спасай, не хочу! А спасаемые мне в ответ: не хочу! Бояться хочу, драться хочу... Таких врагов мне не победить. Слабак ты, Юрюн Уолан, верно Уот тебя приложил. Не тебе в спасители рядиться...

Зайчик угомонился. Я знал: это ненадолго.

— Прости меня, Кюн Дьирибинэ, — сказал я ему. — Прости, если сможешь.

— Сла-бак! Сла-бак!

Бегу по коридору, прочь от пещеры-западни.

— Сла-бак! Сла-а-а-а...

Очень хочется кого-нибудь убить. Лучше — себя, но можно и кого-нибудь другого. Я бегу прочь от Зайчика, а он не отстает. Прикованный, бежит рядом со мной. Рвется на свободу, уподобясь Нюргуну, прикованному к оси миров; рычит, обнажая кривые клыки. Зайчик? Такие клыки матерому волку впору! Росли у Кюна зубы, а тут...

Откуда?!

Нет, память меня не подводит. Сперва я просто не обратил внимания. Клыки, подозрительные струпья на коже... Когти? Когти у Зайчика отросли? Не помню. Помню ржавые бугры коросты, ожерельем украсившие шею. Кровь засохла? Уот ранил, или цепью шею расцарапал...

Кого я обманываю? Минет день, месяц, год, и Кюн умрет. Тот Кюн, которого я знаю, живьем сойдет в могилу, а в пещере поселится безумный адьярай. И цепи ему больше не понадобятся... Плевать! Забыть! Выжечь из памяти! Каленым железом! Вы мне поможете, мастер Кытай? Забыть, иначе стыд разъест меня верней паучьего колодца! Вспыхну, сгорю, осыплюсь белым, как мое имя, пеплом...

Прочь!