Липкий, явный, он выплескивается вовне, вне зависимости от желания Аманды. И пытаясь этот страх обуздать, Аманда ловит красные, в цвет браслета, пуговки на корсаже платья.
— Он… он просто помог ей. Он не знал, что эта женщина погибнет… а когда понял… когда осознал, что совершил, он пошел в полицию. Сам пошел! Он подписал признание и…
Горький запах лжи почти перебивает аромат страха, заставляя Тельму податься вперед.
Кохэну бы понравилось.
— Он умер в камере! Мой отец умер… и оставьте его, наконец, в покое! — это Аманда почти выкрикнула и запоздало зажала рот рукой. — Он умер… все закончено…
Тельма встала, набрала воды и протянула той, которая думала, что прошлое давным-давно похоронено.
— Возьмите. Выпейте. И успокойтесь.
Ей нужно было лишь прикосновение.
Люди, поддавшись эмоциям, плохо контролируют память. А та, мерзавка, так и норовит вывернуться наизнанку, обнажить сокрытое.
И если повезет…
…повезло.
В нос шибануло вонью пережаренных шкварок и кошачьей мочи. За картонной стеной кричала миз Бьюм, полоумная старуха. И господин в сером костюме поморщился, ему все это было непривычным.
— Вас примут, — Аманда старалась держаться с достоинством, хотя больше всего ее тянуло расплакаться.
Она ненавидела это место.
Убогое.
Грязное. Нисколько не похожее на их старый дом. Это только отцу кажется, что Минди слишком мала и не помнит прежней их жизни. Все она прекрасно помнит. И желает вернуться.
А этот господин… он поможет.
— На, девочка, — он кидает на стол серебряную монету. — Сходи. Купи себе мороженого.
Он, как и многие, обманывается, считая Минди маленькой. Это у нее врожденное, а еще она питается плохо. Но деньги Минди взяла.
Пригодятся.
Она вышла на лестницу и поднялась на пролет. Дверь на чердак была заперта, но это если не знать, что замок открывается пальцем. Конечно, если пальцы достаточно тонкие. Как, например, у Минди.
Поднажать. Повернуть.
Войти.
Прикрыть за собой.
Три шага по широкой балке. Голуби приходят в волнение, но от этих наглых птиц Минди просто отмахивается: да и те, кто внизу, вряд ли обратят внимание на голубей. Она останавливается у заветных досок и замирает, опасаясь пропустить хотя бы слово.
— …подумайте… — голос господина звучал вкрадчиво, и Минди вздохнула: вот за такого бы замуж выйти. Он состоятелен и вряд ли заставит жену работать. У него наверняка есть свой дом, и еще прислуга в этом доме. И на ужин ему подают оленину, а не тушеную капусту, сверху политую топленым жиром. — Мой клиент оказался в курсе вашей ситуации. И предлагает выход.
— Убийство?
Отец зол.
Вот всегда он так. Моментально вспыхивает, кричать начинает, забывая, что на клиентов кричать никак нельзя. И обзывать их тупыми, даже если они и в самом деле слишком тупы, чтобы понять: рекомендациями целителей не стоит бросаться.
— Вы предлагаете мне совершить убийство! — жестче повторил он. — И я вообще не понимаю, почему до сих пор не вызвал полицию…
— Я предлагаю вам совершить обмен. Жизнь на жизнь, — господин полиции не испугался. И правильно, отца там недолюбливают. Его нигде не любят. Слишком резкий. Слишком принципиальный.
Гибче надо быть.
— Сколько вам осталось? Пару месяцев? Полгода? Год? Вы целитель, вы лучше меня представляете ситуацию.
Молчание.