Он не позволит больше себя запирать. Никому и никогда.

Хватит.

Он силен. И уйдет. Ни коридоры, ни двери его не удержат, как не удержит и сам Мэйнфорд. Зверь готов избавиться и от него. Это не сложно.

— Попробуй, — Мэйнфорд тоже умел показывать клыки. — Но не здесь. Ты думаешь, что силен? Но против любой силы найдется другая. Пусть не один человек… двое, трое… десятеро… нас спеленают. И накачают лекарствами. Скажут, что мы безумны. И будут отчасти правы. Скажут, что мы опасны. И тогда у нас не останется шансов. Ты уснешь. Мы оба уснем. И весь остаток жизни, уверяю, недолгой, проведем во сне. Пожалуйста… я не собираюсь отказываться от тебя.

…не слышал.

…не желал слышать, хотя Зверь кричал. Ему было плохо в клетке.

— …теперь все изменится. Нас ведь двое. И мы сумеем их обмануть… надо только…

Зверь не дослушал.

Он рванулся, ударив в дверь плечом, и то глухо заныло.

— Перестань…

Рык Зверя, к счастью, вряд ли слышимый кем-то, кроме самого Мэйнфорда, заглушил слова. Зверь подчинится когда-нибудь потом, а сейчас у него имелись иные цели.

Женщина.

И мужчина в белом халате.

Он не пытался сбежать. Конечно. Бежать ему некуда. И не прятался. И страха Зверь не ощущал, лишь любопытство, которое злило неимоверно.

— Мэйнфорд, — женщина стояла между мужчиной и Зверем. Защищала? Зачем? — Ты не мог бы прийти в себя?

Ее голос был спокоен.

Нет, это хорошо, что она не боится Зверя. Ей-то незачем. Но почему мешает? Зверь качнулся, выставил когтистую лапу, но женщина пнула ее.

— Руки убери. И встань.

Мэйнфорд рассмеялся. О да, со Зверем так никто не разговаривал. В принципе, с ним пока еще никто, кроме Мэйнфорда, не разговаривал…

— И успокойся. Это мой брат… как выяснилось, — Тельма произнесла это без особой радости. — Он мне тут кое-чего интересного рассказал. И времени у нас не много.

Она сама шагнула навстречу и поймала Зверя. Сжала его голову ладонями. А ведь руки у нее тонкие. Зверь способен сломать их одним движением.

Это его пугало.

— Послушай меня, пожалуйста. Я знаю, что ты слышишь. Вы оба меня слышите, — теперь она говорила ласково, и Зверь дрожал. Он вдруг осознал свою неуклюжесть и неспособность управиться даже с этим телом. И да, он силен, но настолько ли, чтобы защитить ее?

Чтобы не причинить вреда?

— Мы со всем разберемся. Сами. Но если кто-то кроме Тео…

…Зверь зарычал. Ему не нравилось, когда женщина произносила чужие имена.

— …узнает правду, вас не выпустят отсюда. Нас не выпустят. Пожалуйста, Мэйнфорд… побудь человеком, а?

И Зверь отступил.

Он не ушел, он остался на краю сознания, устроив себе логово среди полузабытых детских страхов, с которыми играл теперь, что кошка с клубками пыли. Он уступил место Мэйнфорду, но оставил за собой право наблюдать.

Следить.

И выбраться, если вдруг возникнет нужда.

— Знаешь… — Мэйнфорд вдруг понял, что стоит, обнимая свою женщину. А от нее пахнет тревогой. И тревожится она именно за него. — А ты ему нравишься.

— Только ему?

К счастью, отвечать не пришлось.