разноцветных осколков, она щерилась стеклянными зубами, на которые Мэйнфорда нанижет…

…если он не сумеет.

Не дозовется.

Не вспомнит как…

…за спиной с хлопком развернулись крылья. Зверь зарычал: он, очнувшийся от наведенного сна, был готов к бою, вот только не способен же Зверь сражаться с морем.

Но море исчезло.

Оно вдруг растворилось, будто бы его и не было. И наверное, его на самом деле не было, как и замка, стены, всего остального. Но имелась пещера с кривоватым сводом, украшенным гроздьями сталактитов. Мертвецы, чей аромат заставил Зверя завизжать от ярости.

Или радости.

Пирамида.

Кохэн, замерший с клинком в руке над телом благородной альвы, в которой, правда, не осталось ничего благородного. Она открыла глаза первой, выбираясь из сна, и улыбнулась.

Вытащила клинок из руки Кохэна.

А в следующий миг села.

Она двигалась так легко и плавно.

Как змея.

— Здравствуй, Страж, — сказала Вельма, вытирая с лица чужую кровь. — Вот мы и встретились. Ты скажешь мне, кто убил моего внука?

— Ты.

Стражу неудобно говорить, да и тело его, наполовину изменившееся, несколько неуклюже. А еще Зверя заботит отнюдь не та, что сидит на краденом алтаре.

…надо же, все-таки Джесс добралась до семейных подвалов. Деда бы это огорчило. Он полагал свою систему безопасности лучшей.

— Правильный ответ, — Вельма провела сложенными щепотью пальцами по камню, а потом отправила их в рот. — Мой мальчик… по-своему я его любила, пусть он и был похож на деда больше, чем мне хотелось бы. И, как Ги, однажды он решил, что может обойтись без меня. Он меня отравил. Это… не очень приятно, понять однажды, что существо, ради которого ты готова на все, ради которого ты, собственно говоря, дышишь, накормило тебя ночной золотянкой…

— Никогда не слышал.

— Я тебе покажу, — острие клинка остановилось между ключицами. Вельма слегка надавила, позволив темной крови выступить, а затем потянула нож вниз. Она резала себя и улыбалась.

Улыбалась и резала.

И кровь из раны… в какой-то момент она стала светлой, полупрозрачной.

— Это яд, сделанный из корней истинного древа. Величайшая редкость… мальчику сказали, что я умру, что спасения нет. И это было правдой, — она отложила клинок и протянула руку. — Но не сказали, что смерть эта будет долгой… очень долгой… Помоги даме… пожалуйста…

Зверь помогать не желал.

Мэйнфорд был с ним согласен, но…

— Спасибо, — Вельма с трудом стояла. — Я так давно готовилась уйти, но, когда это случилось, вдруг испугалась. И разозлилась. И еще мне стало обидно. Разве я не отдала ему всю свою любовь? Для людей, Страж по имени Мэйнфорд, любовь значит так мало…

Кохэн по-прежнему стоял.

Просто стоял.

Глаза его были широко раскрыты, и Мэйнфорд многое отдал бы, чтобы увидеть, что же творится в голове масеуалле, и вывести его из кошмара, в котором он оказался.

— Не стоит, — хрупкие пальчики Вельмы сдавили запястье. — У него своя дорога… он или справится, или нет. Лучше подумай о той, которая тебе нужна… если она действительно нужна.

Терпкий запах говорил, что Тельма была здесь.