— И чем я его отдавать стану? Даже если вдруг случится чудо, и банк выдаст кредит девчонке без работы и жилья. Папочка, включи голову! Подумай наконец не о своих драгоценных пациентах, а о дочери родной!
Он думал. Абстрактно думал.
Наивно.
Мол, найдется кто-то, кто позаботится о Минди. Или она сама. Она ведь сильная девочка. А когда дошло до дела, когда выяснилось, что силы у нее и вправду хватает, он тут в ужас пришел.
Никакой логики.
— Моя дочь…
— Именно, что твоя дочь. И обо мне ты должен заботиться. Но почему-то тебе всегда было на меня наплевать!
— Да я все…
— Не надо, папуля. Ты все делал именно так, как было удобно тебе. Возиться со шлюхами выше твоего достоинства? Делать аборты незаконно, о стреляных ранах ты обязан доложить… ты хотел остаться чистеньким? Поздравляю, тебе удалось. Только обо мне ты если и вспоминал, то в последнюю очередь!
— А если тебя найдут?
Об этом Минди старалась не думать.
Кто будет искать ее? Тот господин, чье лицо исчезло из ее памяти, не дурак. И если уж пригласил менталиста поработать с памятью Минди, то и место подчистить додумается. Да и… Нью-Арк большой, и целителей, которые в нем подрабатывают абортами, много. Минди ведь даже не целитель.
Она так…
И только отец непостижимым образом сумел сопоставить визит господина, ее исчезновение и смерть Элизы Деррингер…
— Не найдут, — уверенно произнесла Минди.
— И тебе совсем не жаль эту женщину?
Жаль? Минди было жаль себя. Искренне и от души. А Деррингер… она неплохо жила. Богато. Вон какой дом огроменный отгрохала, и не где-нибудь, а на Острове, где клочок земли безумных денег стоит. И в доме этом вещички отнюдь не дешевые были.
А что до остального, то сама виновата.
Решила прижать кого с этим ребенком да не подрассчитала… вон, прошлой зимой одна шлюха тоже решила в мамки выскочить, понесла от серьезного человека и предъявы кидать стала. И где она теперь? То-то и оно…
— Не жаль, — заключил отец печально. — Что ж… наверное, в этом и вправду есть моя вина. Если ты способна думать только о деньгах…
— О душе я позже помолюсь.
С деньгами и грехи отпускают легче.
Он же махнул рукой. А вечером напился. Минди даже испугалась. Немного. Она вечер не отходила от отца. И весь следующий день. Он был тих, а Минди старался не замечать. И когда она поверила, что все уже позади — вот и вправду, чего дергаться, если дело сделано? — папаша отколол номер. В полицию заявился, и не в местный участок, где его знали как облупленного.
В центр не поленился съездить.
Признался он.
Вину на себя взял… очередное тупое благородство, которое на хрен никому не нужно было. Минди даже замерла, а ну как папашу через чтеца прогонят? И тогда узнают правду?
Она была зла.
Нет, она была просто в ярости… и господин, как он отреагирует? Вдруг да решит от Минди избавиться, на всякий случай?
Но время шло… к Минди, конечно, наведались из Управления. Вопросы задавали. Она отвечала именно так, как должна была отвечать бедная девочка, раздавленная внезапной правдой об отце. Всплакнула даже. То ли слезы подействовали, то ли господин на свои рычаги нажал, но следствие завязло.
А потом Минди вообще извещение пришло, что папаша помер…
…это воспоминание не рассыпалось — лопнуло старым гнойником, обдав напоследок смесью чужих эмоций: скупой стыдной радости, легкого сожаления… и веры, что все сложится.
— Вы… — Аманда сидела рядом. Ее била мелкая нервная дрожь. — Вы не понимаете. У меня выхода другого не было… выбора… от этого зависела вся моя жизнь…
