– Миссис Харди, как обстоят дела с арендной платой?

– Мистер Брандт и мисс Монтегю платят своевременно.

Я достал из кармана пачку банкнот и отсчитал пять сотен.

– Возьмите, это мой взнос на будущее.

– В этом нет никакой необходимости!

– А я уверен, что есть.

Упрямая англичанка сдалась и убрала деньги в карман передника, а потом поинтересовалась:

– А что с вашим фамильным особняком, виконт?

Я не стал ничего придумывать и ответил как есть:

– Продали за долги.

– То есть вы у нас задержитесь?

– Надеюсь на это, – вздохнул я и, тяжело опираясь на перила лестницы, поднялся на второй этаж. Мне хотелось верить, что Лилиана не велит убираться вон или, того хуже, не съедет сама.

В холле решимость объясняться оставила меня, и я не стал разыскивать подругу, а вместо этого плюхнулся в удобное кресло у растопленного камина. Уютно потрескивали поленья, стало тепло и спокойно. И я остался. Просто сидел и смотрел в огонь. А потом в руку мне всунули стакан с молочно-белым напитком.

– Сорбет, – сообщил Альберт Брандт, усаживаясь в соседнее кресло. – Как ты любишь, с лимонным соком, а не водкой.

Я с благодарностью кивнул, сделал небольшой глоток и говорить ничего не стал. Обычно в этом не было никакой нужды, поскольку поэт имел обыкновение говорить за нас обоих, но сейчас и он молча смотрел на огонь.

Это было настолько необычно, что я повернулся и пригляделся к Альберту внимательней. Тот слегка осунулся, а на высоком лбу залегла глубокая морщина, но в остальном внешность его не претерпела никаких изменений. Разве что растрепанная шевелюра своим беспорядком была обязана усилиям дорогого цирюльника, а песочного цвета бородка стала куда ровней и аккуратней, нежели прежде. Светло-серые глаза сиятельного смотрели по-прежнему проницательно, словно видели собеседника насквозь.

– Не стану спрашивать, где ты пропадал два месяца, – с усмешкой предупредил Альберт, – но вижу, что путешествие вышло не столь приятным, как в прошлый раз.

– Данте Алигьери спускался в ад по собственной воле. Меня туда скинули.

– Очень образно, – похвалил меня поэт. – Отличная аллегория!

– Банальная гипербола.

– Вижу, ты не в духе, друг мой, – понимающе улыбнулся Альберт, дошел до бара и налил себе коньяка. С пузатым бокалом в руке он вернулся обратно, но садиться в кресло не стал и посмотрел сверху вниз. – А у меня все хорошо. Замечательно даже! Сам ставлю в Императорском театре собственную пьесу. Как тебе такое? Подбираю исполнителей, согласовываю бюджет, провожу репетиции. – Поэт отпил коньяка и с брезгливой гримасой произнес: – Превратился из творца в черт знает что! В администратора! Представляешь, Лео? Альберт Брандт – администратор! А еще супруга полмесяца провалялась в горячке. Без твоей Лилианы мы не справились бы.

– Не преувеличивай, – усмехнулся я. – Нанял бы сиделку.

Альберт обдумал это высказывание и кивнул.

– Да, тоже выход.

– И в театре ты как в малиннике, – продолжил я, допив сорбет. – Актриски сами в койку прыгают, так?

Поэт фыркнул от смеха и уселся в кресло.

– Увы, мой циничный друг, не все так радужно. Пришлось объявить временный целибат.

– Да ну?

– О, ты не знаешь этих прожженных хищниц! Они милые и отзывчивые, пока ты популярный поэт, но, как только в твоей власти становится назначить их на роль, они готовы все соки из тебя выпить. Куда там вампирам! Какой-то кошмар!

Я отставил бокал, но не на подлокотник, а на пол сбоку от кресла и спросил:

– Зачем тогда согласился на эту работу?

Альберт пожал плечами.

– Интересный опыт. Новые знакомства. Неплохие деньги. Опять же, с частными выступлениями сейчас не все так замечательно, как раньше.

– Почему же? – удивился я. – Разве ценители изящной словесности еще не вернулись в столицу с курортов?