– Сгинь!

Не став испытывать терпение Елизаветы-Марии, я выскользнул за дверь и только там снял с боевого взвода курок спрятанного под газету револьвера.

– Лео? – удивилась Лилиана. – Ты еще не в ванной?

– Нет, решил проведать Елизавету-Марию, – ответил я с беспечной улыбкой, забрал у подруги халат и прошел в комнатку, посреди которой на звериных лапах стояла пузатая медная ванна. К ней было подведено две трубы: с холодной и горячей водой.

– Сейчас принесу бульон, – предупредила Лилиана, но только вышла в коридор и взволнованно вскрикнула: – Мари? Ты очнулась?!

Прикрыв дверь, я прямо на кафельный пол скинул свои обноски, потом заткнул слив и открыл оба до блеска надраенных медных вентиля. Проверил рукой температуру воды, забрался в ванну и обессиленно развалился в ней, наслаждаясь окутавшим меня теплом.

Немного отмокнув, я намылил голову, смыл с короткого ежика волос пену и взял прихваченную с собой газету. Из меня словно вырезали кусок, я не мог просто лежать в ванне и радоваться возвращению к нормальной жизни. Требовалось хоть как-то отвлечься от зияющей пустоты в душе.

Со мной что-то было не так. И это беспокоило, словно обнаруженный языком скол на зубе, только много-много хуже. Будто мне сделали лоботомию, а я даже не понял этого.

– Проклятье! – в голос выругался я, нервным движением расправляя газету.

В передовице с броским заголовком «Жнец из Лондона вернулся?» шла речь о серии убийств молодых женщин. На момент написания статьи насчитывалось уже четыре жертвы, у каждой из которых вырезали сердце, и взволнованная общественность требовала от полиции ускорить поимку злоумышленника. Звучали даже призывы к отставке главного инспектора, но всерьез их пока не воспринимали. В самом конце заметки приводилось мнение пожелавшего сохранить анонимность эксперта, который в пух и прах разносил предположение о переезде в Новый Вавилон таинственного убийцы, орудовавшего в Лондоне почти четверть века назад.

Памятуя о прибытии в метрополию ацтекских жрецов, я с экспертом был целиком и полностью согласен. Кровожадные язычники сотнями вырезают сердца на вершинах своих зловещих ступенчатых пирамид, с чего бы им менять образ действий в Новом Вавилоне?

«Значит, Детективное агентство Пинкертона в расследовании не преуспело», – решил я, по диагонали просмотрел заметку о взрыве на патронной фабрике и отвлекся на звук открывшейся двери. Лилиана закатила в ванную комнату сервировочный столик, где рядом с кружкой куриного бульона стояла тарелка с горкой поджаристых тостов. От вида нормальной еды болезненной судорогой свело живот.

– Пока завтракай, – улыбнулась Лили, – а я скоро приду!

Отложив газету на столик, я обеими руками ухватил кружку с бульоном и мелкими осторожными глотками принялся глотать горячую ароматную жидкость.

Хорошо…

Мне и в самом деле стало хорошо, но к тостам я все же не притронулся, опасаясь перегрузить отвыкший от твердой пищи желудок.

Насытившись, я вновь взялся за газету. Новости особого оптимизма не внушали. Мир попросту катился в тартарары. Рабочие продолжали бессрочную стачку, для освобождения захваченных ими заводов в город ввели армейские части. Социалисты подорвали очередной полицейский броневик, а вот попытка анархистов заложить бомбу в здание Высокого императорского суда закончилась перестрелкой и арестом злоумышленников. Ее высочество кронпринцесса Анна без малого месяц пребывала в коме, и за это время назначенный регентом герцог Логрин так и не сумел сформировать новое правительство. Его влияние в императорском совете таяло с каждым днем и, судя по всему, в стране назревал сильнейший за последние полвека политический кризис.

Криминальную хронику я даже не стал читать. Просто решил поберечь нервы. И без того возникло желание выбраться из ванны и первым же паромом уплыть на континент. Впрочем, если империи придет конец, безопасных мест на планете просто не останется. Не стоит питать на это пустых надежд.

Принцесса… Я провел пальцем по шраму с левой стороны груди, аккуратному и ровному, а не извилистому грубому рубцу, и задумался, желаю ли смерти своей венценосной кузине. Ее жизнь и смерть была в моих руках.

Я представил, как сжимаю в руке сердце – свое собственное сердце! – и вдруг уловил упругость мышцы и легкое-легкое биение,