Первуша сначала сарафан достал, он сверху лежал.

– Это тебе.

– Мне? – не сразу поверила Купава.

За печь забежала, старую одежду сбросила, в обновку переоделась.

– Ну как?

И гоголем прошлась по избе.

– Красиво. А вот это примерь.

Купава, как рубашку белую да поневу лазоревую увидела, замерла. Потом к Первуше кинулась обнимать, по избе заметалась. За печь метнулась, сарафан аккуратно сняла. Рубашку надела, наверх – поневу. Вышла павою, походкой важной. Первуша сам обомлел. Пигалица, а как смотрится!

– Княжна! Вылитая княжна!

Купава от похвалы зарделась. Первуша на лавку уселся.

– Не, не княжна.

Увидел, как обидчиво вскинула подбородок Купава.

– Не княжна, выше бери – царевна!

Ну, тут уж вовсе писк. Купава заметалась по избе.

– Зеркальце тятино где-то было, не видал?

– Зачем оно мне?

Купава сундук открыла, нашла старое бронзовое зеркало, себя осмотрела. Довольна осталась. Для полноты башмачков не хватает, да мелочей вроде гребня в волосах, да украшений. Кокошник бы ей к лицу или кика, но их замужние носят. И хорошо бы бусы, пусть дешевенькие. А Купава уселась на лавку и разрыдалась.

– Ты чего? – удивился Первуша. – Ай, не угодил?

– Угодил. Видел бы мой тятя! Я отродясь таких вещей не носила.

– Чем ты хуже других?

– Видела я на торгу девочек и девушек. Завидки брали. У них есть, а у меня нет. Кто на меня посмотрит, замуж возьмет?

– Рано тебе об этом.

– Мне через три года пятнадцать весен, в самый раз.

Первуша об этом как-то не думал.

А ночью случилось происшествие. Уже после Первуша, по размышлении, понял – сам виноват. На торгу товар выбирал, за людьми вокруг не следил. Да, видно, попался лихой человек, увидел, что звонкой монетой за покупки рассчитывается. Проследил, куда направляется. Первуша же, довольный покупками да подарком купеческим, к хутору бежал, ног под собой не чуя. Обернулся бы хоть разок, глядишь – от беды уберегся.

Засиделись немного вечером Первуша и Купава, уснули крепко. А под утро девчонка Первушу толкает. Сон самый сладкий, спросонья никак не поймет, что от него хотят.

– Первуша, да проснись!

– А? – вскинулся юноша.

– Тише. Мне кажется, ходит вокруг избы кто-то.

– Может, медведь на пасеку забрался медку отведать?

– Да окстись! Разве медведи разговаривать умеют?

Первуша к окошку подскочил, прислушался. В самом деле – шаги слышны, говорок тихий. Двое точно, а может, трое. Дверь в избу всегда на ночь Первуша сам запирал, о нежити помятуя. И дверь дебелая, только топором рубить, да и то не скоро получится. Купава рядом встала. Первуша шепчет:

– За медом пришли?

– Борти перевернуть могут, соты унести. А пчелиный рой так и останется.

– Надо разобраться!

Первуша одеваться стал. Купава в руку его вцепилась:

– Не ходи, недобрые люди пожаловали.