– Та шо вы, как этот… сидайте вже, паныч. – Кузнец виновато поморщился и быстро выставил три глиняные стопки. – Ну и з богом, выпускайте бесюгана!
Николя покивал головой и молча пнул мешок.
– Э-э, образованный, ты чё? Думаешь, я отсюда сам не смогу выйти и тебе по ушам надавать?! Не зли меня, хуже будет!
– Один раз мы уже чёрту поверили, – ответил молодой гимназист на укоризненный недоумённый взгляд товарища. – А теперь пойдём другим путём.
– Чё-то я не понял, парни, вам нужен мой совет или так и будете кота за…
Николя быстро снял нательный крестик и приложил его к мешку в том месте, где, судя по натянутой ткани и характерным складкам, должна была находиться голова нечистого.
– Ой-й ёу-у! – С дичайшим воплем бедный чёрт в мешке взвился вверх, стукнулся об потолок, потом вниз, опять вверх, и так четыре раза, как попадья, случайно севшая на горячую плиту, а с плиты в корзину с яйцами. Вроде как в одном случае больно, в другом обидно, но и перепрыгнуть некуда.
Кузнец смиренно вздохнул и, не торопясь, убрал всю закуску с наковальни. Горилку зачем-то откупорил, понюхал (не прокисла ли?), заткнул обратно тряпочкой и тоже спрятал от греха подальше.
Николя меж тем спокойно поймал всё ещё подпрыгивающий на манер беременной жабы мешок, придавил его об пол коленом и с присущей выпускникам Нежинской гимназии вежливостью и тактом тихо спросил:
– Ещё раз к святому кресту лбом приложить?
– Ежели б ты, длинноносый, его мне ко лбу приложил, я б сознание потерял и не дрыгался, – вскинулся нечистый. – Но ты… ты ж мне… от такенное клеймо прямо на противоположное место припечатал, собака страшная-а…
– Ладно, вылезай, – слегка смутился молодой человек. – Я не нарочно. Но тем не менее! Вздумаешь с нами шутки шутить, и второй раз перекрещу без малейшего сострадания.
Вакула развязал тугой узел. Чёрт осторожно высунул наружу пятачок, поводил им слева направо и, не скрывая испугу (а причины были!), зачастил:
– Панове, я вам помогу! Вот чем хотите поклянусь, хоть бы меня, если совру, Святым Писанием на месте придавило!
– По рукам, – согласились суровые герои наши, но руки ни один чёрту не подал.
Он особо и не обиделся, на четвереньках выполз из мешка, без разрешения сел на лавку, тут же вскочил с неё, укоризненно развернулся и продемонстрировал на верхней части бедра, или по-простому ягодице, а по-научному – заднице вульгарис, свежий ожог в форме православного креста.
– Извинений не будет, – ещё раз предупредил Николя.
Нечистый покосился на Вакулу.
– А я шо, самый дурный?! Могу до того ще и промеж рогов леща добавить.
– Фараоны египетские, – шмыгнул пятачком ухажёр дражайшей пани Солохи. – И чёрт бы с вами… хотя я и так тут. Ладно, ежели в двух словах, скажу: чтоб вы ни сделали, а господин исправник только своим глазам верит. Ни слухами, ни уговорами, ни даже той справкой от Байстрюка его не проймёшь. Однако же один способ есть, но он непростой.
– Какой же?
– Сказки надо читать. Вот припомните ли вы одну такую, про то, как простой козак клад нашёл, а мама у того козака была болтливее всех сорок в Закарпатье?
Николя с Вакулой переглянулись, и… это было их роковой ошибкой. Нечистый прыснул с места, как тощий уличный кот по мартовскому гулянью! В один миг шмыгнул между ног, прыгнул с места в оконце, выбил рогами стекло и скрылся в начинающей светлеть ночи.
Кузнец свистел и гикал ему вслед, пока рогатый искуситель рода человеческого поднимал клубы пыли по просёлочной дороге от Диканьки в сторону Полтавского тракта. А может, оттуда прямиком и до турецкой границы, в подданство султана, каким-нибудь мелким шайтаном в гарем устраиваться. А чем, собственно, не карьера?
– Утёк, паныч Николя! Так бежав, шо тока копытца сверкали, думаю, его теперь и на тарантайке самого пана исправника не догонишь!
– Ну, нам оно и не надо. А вот скажи-ка мне лучше, ты эту сказку про козака с кладом помнишь?
– А то! Рассказать?
– Сделай милость, – попросил молодой человек в тихой надежде, что если это та самая история, то у них и впрямь есть шанс избавить Солоху от всех и всяческих неприятностей.