мере – в этом направлении, идет просека. По ней можно двигаться, и, возможно, мы выйдем из Гродненской пущи к местечку Гожа. Пленные сообщали, что там или совсем нет немцев, или какие-то смешные тыловые команды типа фуражиров или ремонтёров[53]. Вот только…
– Что?
– Просека узкая – вздохнул Львов. – Растянемся на пару верст минимум. И если нас там встретит кто – неприятностей нахлебаемся полным ведром…
Анненков задумался, но ненадолго.
– Других вариантов все равно нет. Веди, – он махнул рукой. – Оттуда свернем на Сувалки, обойдем их с запада и двинем на Ковно.
Отряд медленно двигался по Гродненской пуще – лесу не слишком густому, но достаточно обширному. Скорость очень сильно снижали повозки обоза, и отряду еще повезло, что большей частью это были двуколки, обладавшие, в сравнении с обычными телегами, «повышенной проходимостью». Они относительно легко проходили переплетения корней и путаницу ветвей кустарников, но телеги то и дело застревали, и солдатам с казаками стоило изрядных трудов продвинуть их вперед.
В очередной раз застряла телега с боеприпасами, намертво попав колесом меж двух узловатых корней. Анненков, оказавшийся поблизости, не задумываясь, соскочил с седла и присоединился к толкающим и тянущим бойцам.
– А ну-ка, ребята, пропусти командира! – он ухватился за спицы колеса, напрягся и отдал бессмысленную, но, как всем в России давно известно, волшебную команду: – Три-пятнадцать! Э-эх!
– Пошла, пошла! – простонал жилистый казак, ухватившийся за то же самое колесо.
– Давай, давай! – прикрикнул сотник Карий, командовавший освобождением транспортного средства. – Навались! А ну, еще давай!
– Жене своей это скажи! – прошипел Анненков, у которого трещала спина. – А ну, впрягайся, не стой столбом!
Но Карий не успел ни «впрячься», ни даже осознать, что команда относится к нему. Тележное колесо выскочило из ловушки корней, телега рванулась вперед, и несколько человек упали, не сумев удержаться на ногах. Повело вперед и Бориса Владимировича, но он выровнялся и устоял. А через секунду уже выговаривал Карию:
– В другой раз, сотник, не стесняйтесь. Присоединяйтесь к своим казачкам. Дело-то общее.
– Но, господин есаул, – опешил Карий, – как же так? Офицер все же.
– Вам не стыдно вместе с рядовыми казаками в атаку ходить? – смерил его Анненков холодным взглядом. – Тогда в чем же дело? И то – работа, и это – работа. Причем, по большому счету – одинаково направленная на оборону Родины. И что же вас смущает?
Сотник задумался, а потом кинул руку к фуражке:
– Виноват, господин есаул. Не додумался. Больше не повторится.
– Очень надеюсь, – с этими словами Анненков снова вскочил в седло и двинулся дальше вдоль длинной походной колонны.
– О, как! – толкнул плечом шедшего рядом солдата казак. – Учись, махра: у нас и есаул вместе со всеми горбатится! Добёр! И справедлив!
– Добёр, – согласно кивнул пехотинец и поправил на плече ремень винтовки. – Почти как наш штабс-капитан, Глеб Константиныч, храни его Пресвятая Богородица. Он тоже с нами и окопы рыл, и мешки, када провиянт забирали, таскамши. Никакой солдатской работы не бегат, все с нами, все, как и мы…
Казак помолчал, прикидывая: не стоит ли обидеться и доказать «пяхоте», что один их есаул Анненков стоит десятка таких штабсов, как Львов, но потом раздумал. Он хлопнул пехотинца по плечу:
– Ну, так! Даром, что ли, они – не разлей вода?! Дружки первеющие. Стал быть, едины думы имеют.
На другое утро отряд Анненкова вышел почти к самой Гоже. Как и сообщали пленные офицеры немецких штабов, никаких войск там не было. Собственно говоря, жители Гожа даже и не поняли, что через них прокатился фронт. Знать-то они это знали, а вот ощутить на своей шкуре – так и не ощутили. Посланные на разведку охотники вернулись без пленных, но зато привели местного эконома. Он охотно рассказал, что немцы прекратили обстрел Гожи и ее окрестностей уже месяца полтора как и только по этому признаку жители поняли – немцы ушли вперед. Потому что русские войска отступили примерно дней за пять до окончания обстрелов.
Эконом оказался словоохотливым, хитроватым белорусом, который вроде и рассказывал все, что знает, но вместе с тем опасается: как бы из этой откровенности не вышло чего плохого и для него, и для села. Он с жаром убеждал «господ воинских начальников», что в Гоже ни провианта, ни фуража в достатке нет, и очень советовал идти на близлежащий Липск, а то и еще вернее – на Шиплишки, уверяя, что там «богато немаков, и зброи, и припасов яких разных, бо господа офицеры будут премного
