надежду.

Надежду – на что? На светлое будущее, на красивую жизнь! На жизнь – вообще! Какую угодно, но жизнь! Пусть даже в поганом подземелье, среди крыс, но – жизнь!

Они наткнулись на группу заграждения минут через пять после того, как услышали сирены полиции. Как полицейские вычислили местонахождение беглецов – известно только им. Но когда Охотник и Анька показались из-за угла, их встретил плотный автоматный огонь, и только мгновенная реакция мутанта спасла парочку от немедленной смерти. Он успел не только отбросить Аньку назад, едва не переломав ей кости, но и сам ушел из-под огня, почти не получив ранений – глубокая борозда на предплечье и сорванный клок волос не в счет. Это даже не ранения, а так… как о сучок поранился.

Мир сузился до тесного дворика, в который Охотник и Анька успели вбежать. Обычная пятиэтажка, чудом сохранившаяся до нынешних времен, пыльная, видавшая виды, она обставилась небольшим сквериком с детской площадкой посередине и упорно не хотела признавать, что лучшие ее годы давно позади и пора уступать место новым домам – многоэтажным, красивым, пафосным – как и вся нынешняя жизнь. Здесь жили внуки и правнуки тех, кто когда-то вселялся в новые, пахнущие обойным клеем квартирки- клетушки, да приезжие со всех уголков страны, не имеющие возможности купить либо снять квартиру поближе к центру, там, где освобожденные от чада шаурмы и чебуреков красуются гордые строения при входе в Московский метрополитен.

Скверик простреливался насквозь, и если бы не трансформаторная будка и не стройные ряды мусорных баков, Охотник с его пассией давно бы отправились на тот свет, получать новое место назначения в каком-нибудь из запасных тел, предназначенных для наказания грешников.

Вряд ли бы они удостоились хорошего тела, скорее всего, их ждала бы судьба бродячей кошки и гончего пса, больного собачьей чумой. Анька не строила себе иллюзий – за все, что творим в этом мире, обязательно нужно будет заплатить, и если плату не требуют сейчас, когда-нибудь ее взыщут вдвойне.

Сейчас Анька уже ни на что не надеялась. Все розовые мечты, все счастье обретенной любви к мужчине ушли куда-то далеко-далеко за горизонт, оставив вместо себя лишь глухое отчаяние, горечь и черноту, накатывающую на воспаленные от слез глаза. Сейчас даже ее волшебник ничего не мог сделать. Он лишь сидел с каменным лицом, глядя перед собой куда-то вверх, в космос, и будто не слышал, что ему советует гремящий с небес голос.

Не отвечал Юра и на вопросы Аньки, на ее истеричные и жалобные стоны-стенания, перемежаемые всхлипами и тычками в плечо спутника. Он будто отключился, похожий на статую Будды, только без загадочной улыбки, присущей всем изображениям божества.

– Юра! Да Юра же! Сделай что-нибудь! Да мать-перемать!

– Сиди тихо, – вдруг медленно и внятно выговорил «Юра», отрывая руку Аньки от своего плеча. – Ты мне мешаешь.

Анька от неожиданности замолчала и как-то сразу сдулась, будто была резиновой куклой и кто-то проколол в ней дырочку острой иглой. Колдует! Он колдует! Ей сразу полегчало…

– Прижмись к стене. Закрой глаза! – Охотник был по-прежнему бесстрастен и холоден, будто ничего вокруг не происходило и они сидели не за мусорными бачками, как загнанные охотниками звери, а на берегу реки, наблюдая за тем, как солнце садится в морскую гладь.

Колдовство не терпит суеты, это первое, чему учат боевых магов. Стоит занервничать, сорваться, и ты можешь не только испортить заклинание, но и потерять саму жизнь. Потерять не по вине врага, а из-за того, что неверно направленное заклинание ударит в самого нерадивого мага. Сосредоточение – вот залог успеха на поле битвы!

– Лежи здесь, не двигайся. Я за тобой приду! – Охотник не услышал, что сказала Анька, да и не хотел слышать. Что бы она ни сказала – это все равно ничего не изменит.

Он тихо выбрался из-за баков, на четвереньках, как настоящий зверь. Охотник знал, где засел противник, обшарив все вокруг сотнями тысяч невидимых силовых нитей-щупалец, он установил местонахождение каждого из тех, кто пытался его убить. И теперь, когда Анька была в относительной безопасности, у него развязаны руки. Она его тормозила, висела, как гиря на ногах. Гирю надо было сбросить. Не насовсем, нет, но хотя бы на время. Время, достаточное для того, чтобы попытаться выжить.

– Он в этом районе, точно. Возмущения магического поля шли отсюда. И тут сожженный ломбард. Похоже, что он решил поправить финансовое положение.

– Поправить, поправить! Ломбард грабанул он! – Мужчина поджал губы, помолчал секунду. – И охранника убил.

– Кураторам это все очень не понравится. Очень.

– Капитан Очевидность, да? Молчи уж. Вы упустили его! Я вообще не понимаю – как можно было признать человека