Грохот! Раз! Два!

Очередь – два патрона!

Очередь – три патрона!

– Хорош, млять, болван! – завопил Семеныч, пытаясь достучаться до мозга «потерявшего берега» мента. – Куда, на фуй, палишь, осел! Под суд ведь пойдешь! В безоружного! В спину! А если на линии выстрела кто-то есть? Если кого-то в домах зацепишь? Дебил! Да где вас, таких дебилов, набирают-то! Хрен с ним, идет, объявят в розыск, все бомжатники прошерстят – найдут! Пусть валит отсюда, а ты прекрати стрельбу, осел, и молись, чтобы ты ни в кого не попал! Нет, точно с этой работы надо уходить – с вами под суд пойдешь, с лимитой поганой! Тьфу!

Семеныч сплюнул, откинулся на спинку сиденья и замер, не в силах вымолвить ни слова, Петруха помолчал и выдал деревянным, глухим голосом:

– Уже никто никуда не идет. Завалил я его. Вот что, Семеныч, скажешь, что у него оружие было – нож тамили еще чо. Нож, ага. Я щас брошу возле него свой – вроде как с оружием напал, и я был вынужден стрелять. А ты подтвердишь, ладно?

– Да пошел ты… – выругался Семеныч. – Сам отдувайся, мне на хрен ваши кружева не нужны! Не видел я ничего. Вообще ничего не видел – ни как ты стрелял, ни его с ножом – пошли вы все на хрен! Иди, Ваську пощупай, сдается – живой он. Стонет, не слышишь? Похоже ребра ему переломало.

– Потом с Васькой. Щас гляну на этого козла, удостоверюсь, что завалил, и тогда Васька защупаю, – буркнул постовой и, выставив вперед ствол автомата, пошел к темной фигуре, лежащей на вскрытом отбойными молотками тротуаре. Петя точно знал, что попал, пули две, не меньше! Он всегда хорошо стрелял, даже в темноте – опыт! А расстояние здесь – всего ничего, невозможно промахнуться. Ну… почти невозможно.

Петр подошел к лежащему на спине бомжу, глаза того были закрыты, рядом – лужица крови. Плащ, светлая рубаха – все в крови. Прислушался – дыхания нет, грудь не колышется. Расслабился, слава богу, сдох! Одной грязной тварью меньше! Васька только покалечил, гаденыш!

Патрульный не удержался, в сердцах пнул покойника в бок и этим будто включил невидимую кнопку, бомж вдруг рванулся с места как освобожденная пружина и ударил Петра в глотку. Вроде не сильно ударил, сложенными «лодочкой» пальцами, но этого хватило, чтоб лишить воздуха и сознания. Патрульный качнулся и мешком свалился на мостовую.

Человек без имени медленно, осторожно поднялся, собрал разбросанные контейнеры с едой, не обращая внимания на то, что они вымазаны кровью и грязью, повернулся, чтобы идти, но вдруг наклонился над бесчувственным полицейским и начал шарить у него по карманам. Вынул бумажник, достал оттуда несколько тысячных купюр – больше там не было – сунул себе в карман, а бумажник бросил на землю, рядом с хозяином. Затем медленно, размеренно зашагал прочь от дороги, в темноту лесопарка, туда, где под ночным ветерком раскачивались темные лапы елей. Ему было холодно, больно и снова хотелось есть. Организм, обладающий феноменальной, нечеловеческой способностью к регенерации, закрыл раны, остановил кровь, но требовал еды – как можно больше еды! Инстинкт толкал вперед, туда, где не может проехать машина, туда, где нет людей, где можно отлежаться и залечить раны.

«Нору! Нужно найти нору!» – требовал инстинкт, и усталый, больной, изнемогающий от голода человек без имени брел и брел вперед, не оглядываясь, не рассматривая звездное небо, ярко высветившееся россыпью серебряных гвоздей. Ему не нужны были звезды, он даже не осознавал, что те существуют на этом свете, он не был даже животным – зомби, живой мертвец, без эмоций, без мыслей, без страха – только инстинкт самосохранения, руководствующийся остатками сохранившихся обрывков знаний.

Он шел так около часа, меняя направление, запутывая следы. Лесопарк был большим, настоящий лес в городе, но любая собака нашла бы его легко и быстро, потому следовало замести следы. И нужное место нашлось довольно скоро – канализационный люк возле группы огромных многоэтажек, погруженных в предутренний глубокий сон.

Человек без имени отвалил крышку люка, на его счастье неплотно закрытую, и, прижимая к груди контейнеры с едой, осторожно спустился вниз, в теплую вонючую темноту. Спускаясь, исхитрился задвинуть за собой люк – было сложно, мешали контейнеры, одной рукой это сделать было трудно, но все-таки сумел. Потому что это было ПРАВИЛЬНО. Нору нужно блокировать, иначе в нее проберется враг.

Журчала вода, под ногами мягко чавкал ил, испускающий тошнотворно-вонючий газ, скользкие стены тоннеля сочились какой-то едва заметно светящейся в темноте слизью, но человек без имени ничего не замечал, он брел вперед, спасая свою жизнь. Его не волновали ни запах, ни трупы крыс, валяющиеся под ногами, он не чувствовал страха, который неминуемо сжал бы своими костлявыми лапами любого человека, который спустился бы сюда, в непроглядную тьму, без фонарика и оружия – даже самого