– Здравствуйте, Елизавета Аркадиевна! – Тюрдеев был единственным человеком на бриге, кто продолжал звать ее по имени- отчеству.
– Здравствуйте, Леонтий Микитович! Извините, что не в кабинет… Но вы, кажется, моим визитом не удивлены?
Так это, во всяком случае, выглядело.
– Проходите! – предложил Тюрдеев, и она вошла.
В его каюте Лиза была впервые, и любопытство побороло робость, в общем-то и так ей не свойственную. Огляделась и поняла, что ее впечатление о лекаре, которое она полагала за знание, было ошибочным. Ничего-то она о Леонтии Микитовиче не знала, да и не понимала его, хотя и думала иначе.
Каюта у доктора Тюрдеева была большая. Правда, не две комнаты, как у Лизы, а одна, но зато с альковом для кровати и просторная. Обставлена просто, но со вкусом и недешево. И не в поморском стиле, как можно было бы ожидать, а в итальянском. Изящные линии, лак, цветное стекло, и картины на стенах, явно итальянские.
– Нравится?
– Очень! – честно призналась Лиза.
– Это хорошо! – кивнул лекарь, и Лиза его ответу чрезвычайно удивилась.
«Что за неуместное одобрение? Я ему кто? Девчонка?»
Но Тюрдеев ее, похоже, ребенком не считал.
– Садитесь, пожалуйста, Елизавета Аркадиевна, – указал он на кресло. – Что будете пить, самогон или граппу?
– Интересный выбор! – Он ее умудрился удивить второй раз за пару минут.
– На самом деле, вполне логичный, но мы об этом еще поговорим, я думаю. А пока на ваш выбор, Елизавета Аркадиевна: самогоночка аутентичная, поморская, из Кеми, а граппа от Доменико Сибона, старая, знаменитая и тоже крепкая.
– Что в лоб, что по лбу? – усмехнулась Лиза. – А вы сами что рекомендуете?
– Сам я рекомендовал бы вам воздерживаться от употребления горячительных напитков, но, боюсь, все равно не послушаетесь. Так что давайте выпьем граппы. Под самогон закуска нужна, и еще не всякая подойдет, как вы, полагаю, знаете, а граппу, как коньяк, можно пить просто так.
– Тогда граппа, – согласилась Лиза.
Тюрдеев был странным человеком. Вернее, необычным, не шаблонным. Несмотря на недвусмысленные имя и фамилию, выглядел не как природный помор, а скорее как европеец, откуда-нибудь из центральной Европы, да и вел себя соответственно. Говорил спокойно, голоса не повышал, слова выбирал аккуратно и никогда не высказывал необдуманных мыслей. Черты тонкие, кость тоже. Пальцы длинные, кисти рук узкие, можно сказать, изящные. Похож на пианиста, и в самом деле пианист великолепный, бильярдист, впрочем, тоже. Но если присмотреться, рост и ширина плеч у него вполне поморские, да и цвет глаз и волос сразу выдают северянина.
– Леонтий Микитович, – спросила Лиза, принимая хрустальный стаканчик с чуть желтоватой граппой, – а как вас матушка в детстве звала?
Тюрдеев не смутился и не обиделся, напротив, посмотрел на Лизу с интересом.
– Она звала меня Люликом, отец, впрочем, тоже. А вы, Елизавета Аркадиевна, отчего об этом спросили?
– Не знаю! – честно призналась Лиза. – У меня бывает… Спонтанно, вдруг…
– Как прошлой ночью?
– И да, и нет! Я закурю?
– Ни в чем себе не отказывайте! – улыбнулся Тюрдеев, но голубые глаза остались серьезными. Можно сказать, внимательными.
– Я, собственно, о прошлой ночи и хотела поговорить. – Лиза закурила, пригубила граппу. Эта была хороша, много лучше тех, что пили они с Надеждой и Клавдией.
– Страх! – сказала она после паузы. – Вот о чем я хотела поговорить.
– Страх? Хорошая тема, – согласился Тюрдеев.
«Да уж, зашибись, какая тема! Но с кем-то же мне надо поговорить?!»
– Я сейчас говорила с Райтом, – сказала она тихо. – Иан хороший человек и, наверное, желает мне добра. Но он меня напугал до смерти. Заговорил о моем здоровье. Упомянул о возможности тромба…
– Я испугалась! – сказала после короткой паузы, потребовавшейся, чтобы взять себя в руки. Но и Тюрдеев вел себя деликатно. Лишних вопросов не задавал и, уж тем более, не торопил.