плеча все-таки не стоит. Она еще совсем молодая женщина, и думаю, ей неприятно выглядеть нищенкой подзаборной. Решаю проблему просто: правлю себе лицо до неузнаваемости и отправляюсь в шоп-тур по женским магазинам.
– Понимаете, тетя лежит в больнице, попала туда прямо с улицы, а в ее квартиру никому не попасть. Помогите собрать ей то, что нужно… – В галантерейном отделе из всех продавщиц намеренно выбираю женщину постарше и просто обращаюсь к ней напрямую. – Вы только считайте, что у нее нет ничего, лучше лишнего положите – деньги у меня есть.
Это на дом денег у меня нет, а уж на мелочи для одной женщины денег я наскребу – не брильянты же в больнице требуются. Но в итоге сумма все равно получается внушительной, хотя, глядя на список, понимаю, что все это необходимо. Добрая женщина еще и всякого личного женского барахла насовала, о чем я, признаться, чуть не забыл, а ведь рекламы всех этих предметов «с крылышками» и без насмотрелся в свое время по самое не хочу. Единственное, что заменяю из подобранного – это одну пижаму. Вместо унылой полосатой подбираю веселую с котятками – пусть настроение поднимает. Вспомнив, как Наташка мыкалась в автобусе с обрывками одеял вместо обуви, подбираю еще пару безразмерных тапочек. По-хорошему, стоило бы купить верхнюю одежду для выписки – мало ли как жизнь повернется, вдруг не удастся больше навестить, но элементарно не помню размеры. Мамины вещи, подозреваю, лежат где-нибудь на складе в ее части, и неизвестно, в каком они теперь состоянии, после трех-то лет.
Оплатив все покупки, просто заказываю доставку в госпиталь, указав маму получателем. Хотят пэгэбэшники – пусть ищут, магазин я специально выбрал в центре, где покупатели ходят толпами.
А ночью сижу на краешке кровати и с умилением наблюдаю, как похорошевшая мать в новенькой пижаме (с котятками!) уминает за обе щеки аппетитную котлету с хрустящей корочкой. Ван по моей просьбе приготовил сверток с небольшим перекусом, как раз чтобы съесть за раз после больничной кошмарно полезной сбалансированной еды.
– Спасибо, сы?ночка, и за вещи и за гостинцы. Совсем ты у меня взрослый стал… – Такая простая похвала, а так приятно на душе!
Пользуясь случаем, кладу голову маме на колени и наслаждаюсь ощущением легких поглаживаний: давно меня просто так никто не гладил.
– Тебе еще что-нибудь купить? Ты не волнуйся – это все ерунда. Прости только, ничего поесть оставить не могу, и так к тебе, наверное, с вопросами лезть будут.
– Да ничего мне не нужно, кормят нормально, а еще внизу буфет есть с разными заедками, с голоду не помру.
– А деньги-то у тебя хоть есть?
По смущенному виду понимаю, что нет. Выгребаю из карманов всю мелочь. Негусто, но на булочки и печенье хватит.
– Ну зачем ты?..
– Мама, ну прости, не могу я часто к тебе ходить, а ты тут совсем одна у меня. Хоть булочку себе купишь. Как ты тут вообще? Что говорят?
– Да нормально всё. Сейчас только восстановиться надо, мяска набрать. Скоро в другое отделение переведут, так что осторожнее по окнам лазь. Могут и не в одноместную палату положить.
– Это плохо. Тебе, может, и повеселее будет – не знаю, а мне уже так просто навестить тебя не удастся.
– Посмотрим, как получится. Если одна буду или вдвоем, я на окно зеркало, что ты мне прислал, поставлю. У него видишь – обратная сторона яркая, не ошибешься. А уж одну-то соседку я усыпить сумею. А потом, если что, сам добавишь.
– Конспиратор ты у меня, маман! Где только набралась этого, а? Признавайся! В общаге института парней заманивала?
– Не я, – мама краснеет, – девчонки. У меня уже в тот момент вы с Митей были, не до парней…
– А хотелось, признавайся как на духу? Покайся, дочь моя!.. – Шепотом не очень получается передразнить поповский распевный бас, но мама хихикает.
– По-всякому бывало, иногда и хотелось… Горкин, тут такое дело… – Мама неожиданно начинает мяться.
– И?..
– За мной Виктор Афанасьевич ухаживает…
– В каком смысле «ухаживает»? Он за тобой уже три года ухаживает… А-а-а, понял. А ты как?
– Не знаю…
– Мам, я его очень мало знаю, так что тебе видней, но ты подумай. А то ты здесь взаперти сидишь, людей не видишь. Может, не стоит пока торопиться? Я не в смысле, что я против, – затараторил я, увидев, что тень скользнула по маминому лицу, – просто не хочу, чтоб ты торопилась. Хочет ухаживать – пусть ухаживает. Я ведь только хочу, чтобы ты хорошо подумала. Ладно?
– Не буду торопиться, – мама снова улыбается, – но если что – ты против не будешь?
– Мама! Ну ведь ты молодая красивая женщина: понятно, что за тобой мужчины ухаживать будут. И обязательно кто-нибудь