мы могли всегда. Это в нас еще от древних богов…
– Ты веришь в богов? – Я настолько поразилась, что напрочь забыла все свои страхи. Это ж надо: просвещеннейший куратор, везущий меня сейчас на таком шедевре инженерной мысли, и какие-то там древние боги!
– Нет, наивное ты мое дитя, – его улыбка была откровенно печальной, – никто из вампиров уже давным-давно не верит ни в каких богов. Но от воспоминаний о собственном детстве нам никуда не деться даже через восемьсот лет… Ты даже не спросишь, куда я тебя везу?
Анхен откровенно менял тему, но я не стала настаивать. К чему мне его глупые детские боги? А вот куда же мы летим, и в самом деле вопрос.
– А неужели, светлейший куратор, вы нашли момент достаточно подходящим, чтоб наконец мне об этом сообщить?
– Да нет, это я так, к слову. Но я безмерно рад, что к тебе вернулась твоя обычная язвительность, а то с тех пор, как ты увидела мою машину, у меня было чувство, что я тебя теряю. Уже хотел даже видимость оболочки вернуть, чтоб тебе было хоть взгляд на чем сфокусировать.
– А можно было… вернуть видимость оболочки? – Вот гад, а заставил меня так от страха мучиться.
– Можно. Она ж все равно по приборам идет. Можно полностью, а можно окошко небольшое спереди оставить, чтоб не забывать, что все же в небе. Только я так не летаю, не люблю. А тебя, если будешь настаивать, могу на обратном пути в багажник пристроить. Там функции отключения видимости нет, даже частичной. Сиденья там, правда, тоже отсутствуют. Мы в нем своих кормовых животных перевозим, а им сиденья без надобности.
– И сейчас перевозишь? – Я опасливо покосилась на шторку.
– Сейчас-то зачем? – Он откровенно потешался. – У нас с тобой развлечения намечены от силы часа на три, пока солнце не село, а так недолго я могу потерпеть и без еды, честно-честно.
– И все-таки, Анхен, куда мы летим? – Да ну его в бездну с его шутками, к животным своим он меня посадит, ага, щас.
– Мы летим в Усть-Каменку, и еще немного дальше.
Так, стоп, это я здорово погорячилась его в бездну посылать даже в мыслях. Потому как Усть-Каменка, как явствовало из ее названия, и стояла на самом краю Бездны. В том месте, где речка Каменка даже не впадала, а просто падала, обрушивая свои воды в бездонный провал, делящий нашу землю на два мира – мир людей и мир вампиров. А любой человек, и это было известно даже младенцам, мог пересечь Бездонную Бездну только один раз. С той стороны вампиры не возвращали ни живых, ни даже мертвых.
– Нет, погодите, куратор, что-то я не припомню, чтобы я давала свое согласие пересекать Бездну даже в устной форме, а не то что в письменной!
– Ну, вот в Усть-Каменке и дашь, – невозмутимо сообщил мне мерзавец, глядя в заоблачную даль. И лишь вдоволь насладившись затянувшейся паузой и тем липким ужасом, что, наверное, доверху заполнил его небольшую кабину, изволил рассмеяться и сообщить, что он пошутил.
Я просто устало откинулась в кресле. Сил на выражение эмоций не было никаких.
– Ну вот какая же ты у меня паникерша, – покачал головой Анхен, глядя на меня словно добрый папочка на своего неразумного ребенка. – Ну зачем мне тебя убивать, сама подумай. Кровь у тебя невкусная, делиться ты ею не хочешь…
– А ты откуда знаешь, что невкусная? – злобно буркнула я. – Хлебнул все же из той пробирочки?
Он опять рассмеялся, но как-то уже устало.
– Я по запаху чувствую, глупая. С расстояния меньше трех метров я ощущаю не только все оттенки твоего вкуса, но и без всяких анализов определяю твою группу крови, что по вашей, что по нашей классификации.
– А есть разница в классификациях?
– Да, и существенная. Ваша куда более убога.
– Ну а вампирам не все равно? Вам что, для еды не все группы крови подходят?
– Да нам-то как раз все равно. Это вот вам далеко не всякую переливать можно. А счет, бывает, на минуты идет. Не до лабораторных исследований.
– И кому ж это вы ее переливаете, такие добрые? – не могла сдержать ехидства. Что еще за служба спасения?
– Да вот тем, кто, в отличие от тебя, щедрые и добрые и дарят свою кровь с безграничной любовью. И далеко не всех из них вампиры с жадностью волокут на свою сторону, большинство не волокут, а, напротив, спасают.
– Ага, сначала доводят до полусмерти, а потом благородно спасают.
– Если человек готов отдать, почему я не должен брать, вот объясни мне? Вы – наша пища, все остальное – реверансы вокруг