Вот если бы сама не услышала, никогда бы не подумала, что Айар умеет рычать. Причем совершенно натурально, почище дикого зверя. Золотистые глаза вспыхнули, засияли, как два маленьких солнца, а ногти на руках удлинились полупрозрачными белыми лезвиями. Даже Тайо с Хэссашем впечатлились. Забеспокоились, заворчали, лихорадочно задергали хвостами.

И кто-то тут утверждал, что он не монстр?

— Не устраивает? — Я и бровью не повела, хотя внутри все тряслось от страха. Слишком много сейчас зависело от моего поведения. — Тогда могу предложить другой выход. Когда я окончательно поправлюсь, господин обещал увезти меня отсюда. Отпустите Вионну со мной и не встречайтесь с ней так долго, как только получится. Слуги, Кариффа и Гарард позаботятся о сирре. Вы ничего не потеряете, согласившись, а если мне удастся задуманное, ваша наида будет жить.

До прихода Саварда мы просидели молча: я нашептывала что-то ласковое Тайо, поглаживая теплую лоснящуюся шкуру, а император мрачно глядел в потолок. Все что нужно я уже сказала. Теперь решение за Айаром.

Когда в гостиной закружилась дымка перехода и появился Крэаз, Раиэсс встал, все так же не издавая ни звука, забрал у него открытую бутылку, сделал один длинный глоток и глухо проронил:

— Согласен.

Я проследила за тем, как Повелитель, держа спину неестественно ровно, идет к выходу.

— Вы позволите сегодня навестить сирру Вионну? — спросила, когда он стоял уже у самой двери.

Айар, не оборачиваясь, неопределенно махнул рукой, и я перевела взгляд на сиятельного.

— Только с Кариффой, Кэти, — предупредил тот и в несколько шагов догнал императора. — Ну как биррское, Райс? — донеслось уже из коридора.

С Бионной пообщаться так и не удалось. Ни в этот день, ни в последующие. Она быстро пришла в себя, но разговаривать отказывалась: как только я заходила, сразу же отворачивалась, натягивая на голову легкое полупрозрачное покрывало. Точно наказывала за что-то. Вот с ее спиной я и вела регулярные беседы. Без всякой надежды услышать ответ.

Объясняла, почему не смогла навестить раньше, и рассказывала обо всем, что произошло. Подробно, неспешно, вспоминая мельчайшие детали и каждый раз останавливаясь на самом интересном, тем более что надолго задерживаться у постели больной не разрешали. В общем, играла в Шахерезаду. Упорно приходила, садилась возле кровати в приготовленное для меня кресло, здоровалась с неподвижным шелковым коконом и как ни в чем не бывало продолжала неторопливый монолог. Женщина никак не реагировала, не показывала своей заинтересованности, но я не сдавалась.

Из глаз Браны, служанки Вионны, пропали тоска и безнадежность, исчезло мрачное, настороженное выражение, сменившись робкой надеждой, а еле заметная улыбка с каждым днем становилась все шире. Это вселяло надежду на то, что мне все-таки удастся переупрямить наиду императора.

Однажды вечером, когда я уже уходила, нара вдруг опустилась передо мной на колени, тихо шепнула: «Спасибо!» и заплакала.

— За что, Брана? — Я растерянно застыла, не зная, что делать. — Сирра Вионна даже видеть меня не желает.

— Желает, еще как желает, — запричитала женщина сквозь слезы, прижимая к груди руки, — и ждет. Постоянно. Просто она совсем отчаялась… бедная госпожа… Вы только приходите, не забывайте о ней… пожалуйста…

На другой день после разговора с Браной я и решилась озвучить свое предложение.

— Сирра Вионна, не хотите покинуть Закатный? — Накрытая полупрозрачной тканью спина заметно напряглась. — Вместе со мной. Повелитель и саэр Крэаз дали на это разрешение. — Ни слова в ответ. — Что ж, если вы отказываетесь…

Подняться я не успела.

— Зачем? — Невнятный прерывистый шепот был отчетливо слышен в наступившей тишине. — Если потом все опять станет как прежде.

Помолчала. Я и сама себе не раз задавала этот вопрос.

Раиэсс поддался пьяному порыву и позволил забрать Вионну. А дальше что? Все равно ей придется рано или поздно возвратиться обратно. Да и сам Айар мог в любую минуту передумать и распорядиться, чтобы ему вернули наиду. Разве у меня мало других проблем? Логичнее, правильнее было бы предоставить Вионну ее судьбе и заниматься устройством собственной жизни. Только как потом к себе относиться, если вместо того чтобы помочь — или хотя бы попробовать это сделать — просто прошла мимо?

Я хорошо помнила притчу о Ходже Насреддине — ту, в которой он взялся учить ишака султана разговаривать. «Много чего может измениться: либо ишак сдохнет, либо султан умрет. Ничего нет лучше для безвыходных ситуаций, чем время».