свете луны у окон кто-то шевельнулся.
Это могла быть только Сольд. Вот уж кому не лежалось ночами в кровати — бдительный дворецкий постоянно заставал ее то в холле, спешно накидывающую плащ, то во дворе, то в зале у неразожженного камина, то в библиотеке. После жаловался лорду (дворецкий, в принципе, любил поябедничать на Сольд), а что тот мог сделать? Запретить ей выходить из комнаты после полуночи? На каком основании?
Она стояла, обхватив себя руками, в лунных лучах, не двигалась. Распущенные волосы, отросшие за три месяца, гладил легкий ветер. Ей было холодно в платье с короткими рукавами — это чувствовал не Трауш, но его туманы.
Лорд вышел на крыльцо. Воздух был свеж настолько, что перехватывало дух. Перешептывались травы и листва. Над садом нависло спокойствие, нерушимое, плотное. Сольд не сдвинулась ни на сантиметр. Трауш подошел к ней сзади и без слов накинул на продрогшие плечи куртку. Девушка вздрогнула и сказала почти неслышно:
— Спасибо.
За последний месяц они сблизились. И в этом их единении чувствовалось нечто особенное. Не любовь и не супружеские отношения, но особое понимание, с полуслова, с полувзгляда.
С ней он оставался строг, иногда даже суров, но Сольд привыкла и на его жесткость отвечала мягкостью, которая сглаживала, успокаивала.
— Ложись в постель, — потребовал Трауш.
— Зачем? — искренне изумилась Сольд. — Погода прекрасная, безветренно, тихо. Слышишь?
Трауш прислушался. Стрекотали цикады, пронзительно и тревожно, так, словно о чем-то предупреждали.
— Ты продрогла.
— Ничуть, — заспорила она, но куртку натянула. — Останься со мной, давай просто постоим.
Трауш подчинился, и на минуту мир вокруг исчез: остались лишь тишина и темень, свет луны, пение цикад и девушка по имени Сольд.
— Тебе нравится в Пограничье?
Вопрос был совсем прост и незамысловат, но лорд придавал ему особый смысл. Как ей тут, с его порядками, его бытом, с ним самим? Добился ли он уважения, столь необходимого в браке?
Девушка ответила предельно честно:
— Тут лучше, чем в родительском доме, лучше, чем в академии, и лучше, чем в рабстве…
Она замолчала, так и не сказав главного.
— Но хуже, чем хотелось бы?
— У вас свои традиции и законы, свое видение мира, иногда чуждое мне. Я определенно не чувствую себя здесь нужной.
Что ж, она не побоялась правды. И правда эта была горька. Хм, неужели она переживает, что не смогла стать своей для теневого государства?..
Его туманы погрузились в густые волосы невесты и запутались в них. Она пахла необычно, не сладко, с легкой горчинкой, как пахнет цитрусовый фрукт. Сольд сжалась под прикосновением туманов, и Траушу внезапно захотелось снять напряжение. Он провел большими пальцами по шее, забрался под куртку и погладил плечи. По коже посыпались мурашки — от холода? Сольд не двинулась, как и всегда, лишь спина ее точно окаменела и дыхание стало тяжелым. Волнуется.
Его тяжелые туманы вырисовывали на коже орнаменты. И ее туманы, нежные, мягкие, почему-то не щетинились как прежде, а принимали прикосновения.
Она не смогла стать своей… но не для государства! Истина, простая, как медная монета, пришла внезапно. Не для страны, не для теней. Для него, Трауша! Она оставалась чужачкой для своего супруга!
Его касания стали более смелыми, а у нее вырвался вздох… облегчения. Все шло так, как должно.
Лорд склонился над шеей невесты, но не тронул поцелуем. Выжидал, ощущал, учился чувствовать.
— Разрешишь? — А голос почему-то осип, как у юнца.
Не ответила — кивнула так быстро и судорожно, словно боялась упустить мгновение.
Он опьянел от запаха ее кожи: подснежников и весеннего дождя, травы, пригретой солнечными лучами. Губы коснулись позвонков, сместились ниже, пробежались по острым ключицам. Внезапно Сольд развернулась, смазав поцелуй. Взгляд глаза в глаза, который Трауш не выдержал — нахмурился. Невеста робко улыбнулась, встала на цыпочки и коснулась его губ своими.
Половицы сегодня были особо скрипучи, словно подбадривали — или, напротив, просили прекратить начатое, — а Сольд казалась пушинкой. Она лежала на руках лорда и уткнулась лицом в шею, дышала чуть слышно. Может, боялась?
Трауш вбежал в спальню и уложил свою ношу на смятую кровать. Сольд подобрала ноги к груди, посмотрела с интересом. Выжидала.
Рубашка упала на пол первой, за ней полетели бесполезные штаны. Когда Трауш потянулся к платью Сольд, ему на миг почудилась в голубых глазах боязнь, но после девушка моргнула — все исчезло.
Он покрывал ее тело жгучими поцелуями, наслаждался мурашками, скатывающимися по пояснице, позвоночнику, рукам. Ощупывал, гладил, вслушивался в ее дыхание. Вскоре она, раскрепостившись, приняла правила игры, пусть неуверенно, но коснулась груди лорда, провела холодными ладошками по животу. Запуталась длинными пальцами в волосах и притянула к себе, позволяя приступить к самому главному.
Все получилось как-то быстро и неуклюже. Прям-таки не по-геройски. После Трауш лежал, недовольный собой, а невеста свернулась в клубочек у его левого бока и