Первым делом я навестил летунов. Дом был на восемнадцать квартир, я вскрыл все и поработал над этими нелюдями. Везде на стенах писал кровью на немецком: «Не бомбите госпитали, медсанбаты и гражданское население. Если не прекратите, вернусь и отомщу».

Четверых лётчиков повесил на люстре на их же кишках, стараясь к каждому подходить индивидуально. Причина была. Это были те самые офицеры борта номер тридцать семь. Там же на паре листов изложил, почему с ними поступил именно так, описав произошедшее с поездом и как один из нелюдей расстреливал мирных пассажиров. Пусть другим будет уроком.

Закончил я далеко за полночь. Работы было много, всё же двадцать семь человек отправил на тот свет, в некоторых квартирах жили не по одному лётчику. Потом направился к казарме по водосточной трубе, поднялся на третий этаж и, скользнув в открытое окно, оказался посередине нужного помещения. М-да, запашок тут был отменный. Ещё бы, почти пять десятков человек проживает, странно, что ещё не все окна открыты, а лишь несколько. Ещё меня удивило, что во всех окнах были вставлены новые стёкла. И когда успели? Вот это порядок, вот это я понимаю.

Как убить пятьдесят шесть лётчиков, шесть нелюдей и дневального незаметно для остальных? А я скажу: сложно, но возможно. Конечно, как с теми лётчиками, живьём их резать и сдирать кожу не получится, и те-то умудрялись орать сквозь кляпы, а тут пришлось действовать совсем по-другому. Просто обходить и уничтожать ножом. Затупился один, воспользовался вторым. Когда и тот затупился, резать было уже некого, и теперь оставалось составить картину для тех, кто первым сюда поднимется, ну и для следователей. Естественно, веселился я только над членами тех экипажей, что числились в двух нужных мне бортах. Мне их койки указал дневальный перед смертью. Я отрезал головы, руки и ноги, менял их местами, кому голову на живот положил, кому ноги приставил вместо рук и наоборот. Одну голову положил на стол в центре. Про надпись не забыл. На белой стене кровью написал: «Месть. Будете бомбить мирное население, санитарные эшелоны, санмашины и госпитали, вырежу весь лётный состав люфтваффе. Пусть каждый лётчик знает, что нажатием на гашетку он приближает свою смерть. Очень мучительную смерть».

Я подумывал подписаться, я всегда гордился своими делами, даже такими нелицеприятными, но передумал. Не боялся, нет, просто это у меня не первая акция, могут и перехватить. Описание моё абвер быстро добудет. Контактировал со многими, и наверняка кто-то попал в плен к немцам – слишком немцы быстро продвигались вперёд. Не зря общался, мне эта игра в кошки-мышки нравилась, посмотрим, кто кого. Ну, и яркий след для Гриши, если он, конечно, в этом мире.

До рассвета оставалось около часа. Я спустился так же, как проник в казарму, избежал встреч с патрулями и часовыми. Пройдя зону безопасности с колючей проволокой, добежал до озера, скинул сапоги и ухнул в воду. Там я стянул комбез, оставив его плавать на воде, потом постираю, и стал отскребать чужую кровь – та успела подсохнуть, а я был покрыт ею с ног до головы. Даже волосы тщательно промыл – кстати, пора постричься. Отстирал комбез и повесил его на куст сушиться. Потом помыл сапоги, оделся, вывел велосипед и отправился к мотоциклам. Похоже, пропажу этих офицеров ещё не заметили, мотоциклы были на месте. Я взял тот, что с люлькой. Погрузил на него велик с поклажей и поехал подальше от этого аэродрома. Бак был полон.

Я надеялся, что проеду километров пятнадцать до того, как окончательно рассветёт. Мотоцикл, глотая километр за километром, буквально рвался вперёд. Когда рассвело, я его бросил, замаскировав нарубленными ветками, и покатил дальше на велосипеде. Где находится вторая бомбардировочная часть, я узнал у того офицера, он был из штаба. Я себе пообещал, что уничтожу лётный состав обоих подразделений, а обещания нужно выполнять. Вот только эта часть находилась в ста километрах, и до неё ещё нужно добраться, причём требовалось пересечь железную дорогу. Ту самую, что из Минска на Брест шла. Ладно, я сократил её километров на двадцать, воспользовавшись мотоциклом, вот дальше придётся использовать только свою мускульную силу и крутить педали.

Часов в шесть утра я остановился на обочине позавтракать. Луковица, пара яиц и копчёное сало с хлебом пошли на ура, а во фляжке у меня был вчерашний чай с ужина. Посмотрев в небо, где уже полчаса разведчик нарезал круги, я саркастически усмехнулся:

– Ищите-ищите.

Но дороги были в основном пусты, разве что посыльные на мотоциклах мотались туда-сюда, да вот этот разведчик появился. Будет шухер или нет, узнаем позже, пока просто времени было мало для адекватного реагирования. Да и что они могли сделать? Разведчика в небо подняли, сообщили в вышестоящий штаб, и теперь ждут криминалистов и следователей. А вот те, кому они сообщили, и должны принять адекватные меры. Связаться со всеми гарнизонами километров на пятьдесят вокруг – ну, пускай будет семьдесят – и проводить поисковые мероприятия. Ох, не завидую я окруженцам, что сейчас выходят к своим, сколько их попадёт к немцам в сети после проведённой мной акции! Ладно хоть не зря работал, изрядно парализовал этот полк. Теперь некоторое время прежние задачи он выполнять не сможет, просто некому летать на бомбардировщиках. Ну, наскребут на пару машин, вот и всё.

Когда я готовился к отъезду, то вдруг разглядел вдали идущую мне навстречу колонну пленных. Я полчаса назад повернул вместе с дорогой на восток, поэтому и встретил ее. Их было много, чуть больше пятисот человек, под охраной одного взвода, многие ранены, серели окровавленные повязки, некоторых поддерживали. Я быстро сел на место, развязал свой сидор и сделал три узелка, распределив по ним всё своё продовольствие. Себе ничего не оставил. При этом вложив в один узел вальтер с двумя запасными магазинами, приготовив его к бою. Я понимал, что ножей у пленных нет, поэтому тонкими дольками нарезал всё сало и хлеб, да и лук тоже, дальше сами разберутся.

Когда колонна приблизилась, я оставил велосипед на обочине и встал у дороги. Конвоиры мне не мешали, лишь косились, когда я передавал узелки пленным, в основном раненым – им необходимо для поддержания сил. Лишь третий придержал в руках – тот, в котором помимо еды находился пистолет. Его я собрался передать тому, кто не сломался и желал побороться. Многие из пленных смотрели на меня умоляющими глазами и протягивали руки, но я отрицательно качал головой. Всё не то. Нужного человека я обнаружил чуть позже. Капитан-танкист в обгоревшем обмундировании помогал идти раненому и зло, исподлобья бросал взгляды вокруг. Вот ему в руки я и сунул узелок, шепнув:

– Там пистолет.

Тот только крепко сжал мою руку, дав понять, что понял меня, и сунул узелок подмышку, не останавливая движения. Сойдя с дороги, я смотрел им вслед и не заметил, как проходивший мимо конвоир наградил меня ударом приклада по спине. Теряя очки, я полетел в траву под его громогласный хохот. Убедившись, что очки целы, я так и сидел,