– Чего? – переспросила другая.

– Мимо я шёл, – вздохнув, ответил я, сетуя, что Флеминга на них не хватает. – Вот решил помочь. Давайте вылезайте. Сейчас немцы на выстрел набегут, до их базы тут с полкилометра, могли услышать, так что руки в ноги и бегом.

Я помог девчатам спуститься, выдал каждой по карабину и указал направление.

– Там дорога, где вас захватили. Немецких диверсантов на посту я уже уничтожил, так что скорее всего там работают следователи. Покажите им, в какой стороне находится отстойник, то есть эти машины, пусть высылают сюда людей.

– А ты? – спросила третья. Невысокая, но удивительно красивая, с косой до попы и синяком на скуле. Видимо, не давалась.

– А я тут немного повоюю, – зло усмехнулся я, после чего быстро сообщил адреса местных помощников немцев, чтобы девчата передали информацию сотрудникам госбезопасности, и рявкнул: – Бегом!

Девчата кинулись вглубь леса, но как-то неуверенно. После группового изнасилования удивительно, что они вообще ходить могли. Не успели девушки скрыться среди деревьев, когда я подбежал к камуфляжному и, расстроенно поморщившись – времени на допрос у меня не оставалось, добил его ножом. Потом забрал велосипед и, сделав крюк, я направился к базе. Насчёт того, что выстрел могли слышать, я не солгал, в стороне цепью, сторожась, прошла группа солдат, кто в нашей форме был, а кто и в камуфляже. Кстати, камуфляж отстойный – двухцветный.

Я оставил велик в кустарнике и, не сбавляя хода, двинул к базе. Пока там мало немцев, стоит поработать и еще уменьшить число их голов. База находилась на крохотной полянке, где в ряд стояло шесть палаток, каждая на десять человек. Метрах в тридцати – крохотный ручей.

Часовых было три, причём держались они настороже, поэтому пришлось постараться и оббежать лагерь по кругу, чтобы убрать их. Третий и последний часовой находился на посту у отдельно стоявшей палатки, видимо штаба, тот был на виду. А так как на поляне находилось четыре диверсанта, брать его на нож сразу я не рискнул. Кстати, похоже, тройка немцев чем-то провинилась, потому как крепкий парень в форме красноармейца с треугольниками старшего сержанта, командуя на немецком языке, проводил муштру, заставляя отрабатывать их разнообразные приёмы: то оружие на плечо, то шаг отбивать.

Ждать, когда они закончат, я не мог, всё-таки скоро отправленные к отстойнику разберутся, что к чему, и известят базу, поэтому стоило поторопиться. Быстро прикинув свои действия, я выработал несколько вариантов противодействия на разные случаи. Тем более палатки стояли закрытыми, хотя из штабной и доносился монотонный голос, причём на русском и заметно усталый. Как бы там не пленного допрашивают. Так вот, продумав варианты, я скользнул к часовому со спины, чиркнул ему ножом по горлу и, пока тот падал, метнул с двух рук ножи в старшего сержанта и одного из отрабатывающих наряд – не знаю, как это называется у немцев. Потом сразу два других ножа в оставшуюся двойку и, взяв наизготовку вальтер и нож, скользнул в штабную палатку. На меня удивлённо вытаращились четверо: писарь в нашей форме, два офицера, как ни странно, в немецкой форме – капитан и обер-лейтенант, а также на складном стульчике – наш командир с избитым и окровавленным лицом. Капитан железнодорожных войск. Его и допрашивали. Руки у него были связаны за спиной, видать, буйным был.

Метнув нож в гауптмана, он мне казался по движениям самым опасным, я прошипел остальным:

– Тихо, не то прикончу.

Это не помогло, писарь уже начал открывать рот, да и лейтенант лапал кобуру, поэтому раздалось два выстрела, отчего в их лбах появились аккуратные дырочки, а я подогнул колени и наполовину вывалился на спину из штабной палатки. И сразу вскинул руки с пистолетами. Успел вовремя, из соседней палатки полезли диверсанты, из другой выглянули ещё двое, причём в лётной форме люфтваффе. Диверсантов было всего трое, к моему удивлению. Видать, отсыпались после ночной смены, так что я их тут же и положил. Причем не используя ТТ, а стрелял из трофейного оружия, чтобы сильно не насторожить ушедшего к отстойнику противника. А летуны, видно, со сбитого штурмовика или бомбардировщика, их я тоже положил, поморщившись. «Язык» из их лётной банды мне бы пригодился.

Быстро пробежавшись, я аккуратно проверил палатки. Пустые. Потом вернулся в штабную, аккуратно извлёк нож из груди немца, вытер лезвие и перерезал им верёвки на капитане.

– Желание есть повоевать? – спросил я у него.

– А то, – кивнул тот и поморщился. Похоже, избили его действительно серьёзно.

– Тогда так. Вооружайся, вот твои документы лежат, там в стороне на опушке на сошках два пулемёта стоят. С «МГ» справишься? Ну, вот, бери оба и устраивайся на опушке, немцы появятся с той стороны. Сразу открывай огонь. Можешь даже не дожидаться, когда они выйдут на поляну.

– А ты?

– Ты мне нужен лишь как шумовой фон, положишь кого или нет, не важно, я буду работать у них со спины. Нужно всех уничтожить.

– Не зацеплю случайной пулей? – застёгивая командирский ремень, видно свой, и сгоняя складки назад, спросил капитан.

– Не достанете, – криво усмехнулся я, и мы разбежались, время поджимало.

Капитан, подхватив со стола свои документы и протокол допроса, убрал их в карман френча и заковылял к пулемётам. Он не забыл прихватить ППД, что стоял у входа, а я, на бегу снаряжая пустые магазины, скрылся в лесу.

Диверсанты появились минуты через три, было их чуть больше десятка. Подсчитав и прикинув свои дальнейшие действия, я подождал, когда они пройдут цепью мимо, и направился следом. Я пока видел спины то трёх, то четверых солдат, остальные мелькали среди деревьев левее и правее, и ждал, когда тот неизвестный капитан откроет огонь. Так и не дождался, утёк, падла.

Немцы добрались до опушки, обнаружили тела убитых товарищей и стали охватывать поляну по бокам. Ножи я уже давно извлёк, поэтому, подкравшись к двум, метнул