– Как же так… – прошептала она, глаза наполнились слезами.

Такой в последний раз и запомнил ее Игнат.

– Я тебя найду! – прокричал он, соскакивая на перрон. – Обязательно найду, слышишь? Прощай и не держи на меня зла!

Локомотив взревел, как раненый зверь. Ударил в небо крученый дымный столб, окутал Игната серым туманом. Туман поглотил и перрон, и поезд, уносящий в своем теплом нутре растерянную, плачущую Марьяну. Все это казалось теперь неважным.

А важна была только она. Только вещая птица, распростершая крылья над зачарованным миром. И тот из людей, кто голос ее услышит, пленится песнями и забудет обо всем на свете. И до той поры будет скитаться, пока не упадет замертво.

Все окунулось в дым. Все стало дымом: и проносящиеся мимо вагоны, и разбитое здание вокзала, и телеграфные столбы. Разлетелись дымными лоскутьями и провожающие, и торговки пирожками. Под ногами закачался и пошел трещинами старый перрон.

Поезд уходил, подбирая волочащийся дымный шлейф. Игнат чихнул несколько раз, вытер рукавом слезящиеся глаза. Вот показалось: плеснуло в стороне рыжим сполохом – это ребячья пятерня взлохматила непослушные вихры.

– Эй, Сенька! – окликнул Игнат. – Стой!

Мальчонка обернулся. Некоторое время тревожно выискивал окликнувшего. Вот взгляды пересеклись. А потом мальчик сорвался с места и кинулся прочь, ловко петляя между людьми.

– Да постой же!

Рыжая макушка нырнула и пропала в людском потоке. Потом появилась снова, но чуть дальше и левее. Не упустить бы!

Игнат бросился следом.

Сердце гулко отсчитывало удары, и, прижимая ладонь к ребрам, Игнат чувствовал прикосновение металла к вспотевшей коже. У него был ключ. Но у кого замок?

Мальчик снова забрал влево, и стало понятно, что бежит он к зданию вокзала. Поэтому Игнат без колебаний нырнул в самую толпу, надеясь сократить путь. И со всего маху влетел в дородную пирожницу. Деревянный лоток в ее руках подскочил, ветром взметнуло салфетку, и Игната осыпало взвесью из ванили и сахарной пудры.

– Ах ты! Черт безглазый! – завизжала тетка. – Гляди, куда летишь!

Игнат отпрянул, ладонью обтирая лицо, пробормотал что-то неразборчивое. Он попробовал обогнуть пирожницу, но та тяжело уронила на Игнатово плечо мясистую ладонь.

– Куды! А платить кто будет?

Игнат в отчаянии окинул проходящих мимо людей. Кто-то замедлил шаг и бросал на него заинтересованные взгляды, отчего внутри свернулся колючим комом страх. А рыжий вихор уже тонул в пестром людском потоке, и пирожница открыла густо напомаженные губы, чтобы призвать в свидетели начавшую собираться толпу. Тогда Игнат дернулся, указал пальцем вперед и хрипло вскрикнул, стараясь перекрыть лязг уходящего состава:

– Вор, вор! Кошель украл!

И засвистел, как когда-то в далеком детстве, распугивая голубей.

Пирожница опешила и сразу же отпустила Игната. А он, почуяв свободу, рванулся с места, теперь уже без стеснения распихивая толпу локтями и продолжая выкрикивать:

– Держите вора! Вон тот, рыжий!