– Аллаху акбар! – обрадовался Рустам. – Аллаху акбар! Всем вперед!
Братья садились на машины, рвались вперед.
– Ай, алла…
– Если бы ты все сделал по плану, этого бы не потребовалось, – сказал Магомед, наливаясь злостью.
– Что? Что ты сказал?
– Если бы ты все сделал по моему плану, не надо было этого. Твоя самонадеянность и гордыня больше твоей любви к Аллаху.
– Да пошел ты! Кто ты такой…
Магомед шагнул вперед и, прежде чем кто-то успел что-то сделать, тяжело ударил амира Рустама кулаком в лицо. Остальные братья – а тут уже было немало и узбеков и чеченцев – сначала не могли прийти в себя, потом бросились к ним, кто к своему амиру, кто к Магомеду.
– Шайтан!
– Еще раз произнесешь при мне имя Шайтана, аузу била мина шайтан и раджим, – раздельно и внятно сказал Магомед, и его слова падали в тишине подобно горным булыжникам при обвале, – закопаю.
Подъехал военный амир сектора со своими людьми, он был тут неподалеку и спешил к месту прорыва…
– Что тут произошло? – крикнул он.
– Этот человек произносил имя Шайтана, аузу била мина шайтан и раджим, когда я стрелял, – сказал Магомед.
– Это правда?
Узбеки угрюмо молчали.
– Запрещено осквернять свой рот именем врага Аллаха и всех правоверных, – назидательно сказал амир сектора, – а если в этот момент ты станешь шахидом, как врата рая откроются для тебя, если ты произносил такое?
Неловкое молчание нарушил Рустам, он шагнул вперед, протянул руку Магомеду.
– Прости, ради Аллаха, – сказал он по-русски, – был неправ.
Глядя в его глаза, Магомед понял, что нажил себе врага.
Как обычно и бывало в этой войне, прорыв линии обороны только в одном месте привел к панике и отступлению. Здесь пустыня, и естественных преград для того, чтобы наладить линию обороны почти нет. Намного хуже будет дальше – там горы, простреливаемые, узкие дороги, и курды знают там каждый камень. Но пока прорыв привел к панике, кто бросился бежать спасать семью, кто просто спасаться, зная о том, что ИГИЛ не берет пленных, уничтожая всех кяфиров, кто воевал против них, а также и их семьи. Они же, прорвав оборону, просто сели на машины и поехали по отличной дороге, надеясь продвинуться как можно дальше до того, как курды подтянут танки и приступят к блокированию прорыва.
Магомед поехал со всеми в большом китайском самосвале, в нем не было оружия, но на борта высокого кузова были наварены бронеплиты для усиления, а на дно кузова набросали мешков с песком. Машина была большой, в нее залезли братьев двадцать, а за ней шла еще такая же. Они миновали линию валов, оставив позади трофейный, возможно, что с неисправной ходовой, танк и поехали по отличной бетонной дороге в лучах рассвета.
Настроение у всех было хорошее. Шутили…
– Брат… А это правда, что ты себе кяфиру[70] купил?
– Зачем покупать, когда можно так взять.
– А деньги ты куда деваешь?
– Родителям отсылаю, они нуждаются.
– Ну и дурак. Лучше бы сходил, как мы, на базар…
– Помогать родителям – это благое.
– А сколько кяфиры стоят?
– Смотря какие. Тут плохие кяфиры, совсем некрасивые.
– Даст Аллах, скоро мы пойдем на север, каждый возьмет себе четырех жен…
– Там нельзя брать жен, они развратные. Жена должна быть мусульманкой с рождения.
– Вай, брат, с виду умный, а такую ч‘анду говоришь.
– А что не так?
– Сказано: тот, кто принимает ислам, его грехи по джахилии не имеют значения.
– Жена должна быть твоего народа.
– Это асабия, разницы нет.
– Это выживание нации.
Грузовик стал резко тормозить, их кинуло вперед.
