губы спускаются к груди.
Я пытаюсь вырваться из оков сна и не могу, меня утягивает назад с еще большей силой, подобно тому, как тянут в глубину зыбучие пески, неумолимо, беспощадно. Пытаюсь самой себе не позволить раствориться в чувственном удовольствии, которое испытывает мое тело, понимая, как это неприлично. «Тише», — шепчут его губы, проводя сверху вниз по бархатистой коже груди. Его шепота не слышно, но голос звучит в моей голове, соблазняющий дурманящий голос, который заставляет все мысли о приличиях улетучиться и раствориться в неизвестности.
Я наконец покоряюсь, позволяя желанию одержать верх, выгибаюсь навстречу, и первый вздох слетает с дрожащих искусанных до боли губ в последней и тщетной попытке привести себя в чувство. Кожа теперь горит под его ладонями, а губы накрывает сладкий тягучий поцелуй, который готов испить меня до дна, подчинить и пленить мою душу.
Желание навсегда остаться в его объятиях оплетает разум тонкой сетью — не хочу просыпаться и приходить в себя, хочу задержаться в этих грезах и чувствовать смелые ласки, нежные касания, будоражащие кровь поцелуи. Я раскрываюсь навстречу, подаюсь вперед, пытаюсь обнять его за плечи, но руки вновь хватают лишь воздух.
Он начинает медленно двигаться, а я уже не сдерживаю громкие стоны, извиваюсь от удовольствия на прохладных простынях, вижу, как блестят на его груди капельки пота, борюсь с невероятным желанием сцеловать их губами, каким-то краем сознания понимая, что он не настоящий, что подобное наслаждение невозможно испытать в объятиях реального мужчины. Ведь принадлежать мужчине — это терпеливо и покорно отдавать ему свое тело, пока он не насытится. А сейчас все совершенно иначе.
Мысли мешаются в голове: непонимание того, почему нет боли, а только чистое блаженство, незнание того, кто этот незнакомец и почему я вижу его во сне, ощущение, что вино сыграло мерзкую шутку, вылившись воплощением запрещенных желаний в самом откровенном из когда-либо виденных снов. Все это теряется на грани сознания, когда я вздрагиваю и сгораю в ярком пламени нестерпимого восторга.
Выгибаюсь вновь, с жадностью втягивая прохладный воздух, раскрываю глаза, чтобы опять поймать его полный страсти взгляд, и вижу лишь пустоту вокруг. Все та же полутемная освещенная лунными лучами комната, спящие на других кроватях соседки, которых не разбудили даже мои стоны, если я и правда стонала наяву. Тело все еще вздрагивает от сладких спазмов, нет желания шевелиться, и так хочется продлить это запретное невообразимое удовольствие, что я переворачиваюсь на живот, закрываю глаза, мечтая о повторении чудесного сна.
Попытавшись открыть глаза, я невольно поморщилась. Голова раскалывалась, свет слепил даже сквозь закрытые веки.
— О-о-о, как мне плохо! — раздался стон Мелинды.
— Не стони, Мэ-э-эл, мне еще хуже, — послышался хриплый голос Элинны.
Ох, поспорила бы сейчас, кому из нас хуже. Я себя чувствовала едва живой. Тело было словно ватное.
В открытое окно ворвался теплый ветерок, отчего по обнаженной коже побежали мурашки. Я нащупала рукой сбоку покрывало и кое-как натянула сверху. Мысли путались, я никак не могла очнуться и начать ясно соображать. Какие-то обрывки из странного сна крутились в голове.
— Ле-э-этка, почему нам плохо?
— Мм, — промычала я, пытаясь произнести хоть одно нормальное слово, но горло хрипело так сильно, словно я всю ночь пела песни.
— Ты купила к свадьбе некачественное вино, — продолжала наседать Элинна.
— Н-н-нет, — кое-как выдавила я из себя, — утром нужно… вторую бутылку…
— Мэ-э-эл, доползи до стола, неси вторую бутылку.
— О-о-ох, я сейчас. Там обе на полу, обе пустые.
Тут я вспомнила, что сама допила вторую бутылку, когда подруги уже уснули, а вслед за этим яркой вспышкой в мозг ворвались и другие воспоминания. Жаркая волна поднялась в груди, дыхание участилось, а ладони резко вспотели. Я скользнула пальцами по обнаженной коже и покраснела, будто отрез антийского шелка[8]. Я и правда ходила на крышу, да еще и оставила там белье и сорочку.
О духи! А сон? Чего только стоит этот сон? Я же отдалась незнакомому мужчине! Я невольно застонала, натягивая покрывало на голову. И это девушка, воспитанная в лучших аристократических традициях! Куда вчера исчезла моя скромность и сдержанность? Я ведь всегда искренне считала, что подобные низменные порывы следует пресекать на корню, никогда и слышать не желала о таких глупостях, как страсть, влечение и прочее. Ведь человек в состоянии совладать со своими слабостями, если он силен духом, а теперь получается, что сама не справилась. Разве может послужить оправданием, что это всего лишь сон? Ведь я хотела его
