– Не понимаю, что на меня тогда нашло, – выговорил герцог. – Нет, нет, я передумал, не нужно разговоров… Иди к себе, Маргрит. Не бойся ничего.

– Спасибо, сударь, – кивнула я.

Агата открыла глаза, стоило мне лечь в постель.

– Где ты была?

– Докладывала хозяину, что да как. Он же обещал сделать меня экономкой, разве я тебе не говорила?

– Ах… – Агата нащупала мои руки и сжала в своих. – Экономка у герцога!

– А тебя он обещал выдать замуж. Но не сейчас, ты еще молода.

– Да и делать ничего толком не умею. Магда ругается все время, и бестолковая я, и глупая, и неуклюжая, и нерасторопная, забываю все… – Кузина положила голову мне на плечо.

– Научишься, – ответила я и обняла ее крепче. – Она же не со зла ругается, а для порядка.

– Я понимаю, но все равно обидно.

– Переживешь. Спи… Все будет хорошо.

Она вскоре задышала ровно, а я выбралась из постели, только куклу из сундучка доставать не стала. Мне не нужен был совет, ну а темнота – темнота оказалась только на руку!

– Ты рискуешь, Маргрит, – негромко произнесла Фея Ночи. – Сильно рискуешь. Весы покамест колеблются, но не сильно, не нужно их трогать.

– Конечно, – ответила я, прикусив губу. – Раз так, я буду вести себя тихо…

Нашими трудами дом пришел в божеский вид. Сид, смешной рыжий мальчишка, выучил буквы и сумел не только прочитать, но и написать свое имя, отчего пришел в полный восторг. Магда, спихнув на меня уборку и прочее, мирно сплетничала на кухне с Дийси и Грегом, помогая ему готовить, учила уму-разуму Агату и сразу же откликалась, если мне нужна была помощь.

Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Я никогда не верила во что-то хорошее, разве что еще будучи совсем маленькой девочкой…

Соседи додумались подать иск: у кого-то загорелся-таки сарай, у кого-то забор, вот как полыхал мой дом! Милейшая тетушка Линда и добрейший Ганс выставили такой счет, что мне оставалось разве что продаться в рабство какому-нибудь султану из книжек Агаты – с нею заодно. Вряд ли бы меня взяли, конечно.

– У меня ничего нет, – твердила я соседям, когда пошла в наше предместье узнать, что там творится да забрать с пепелища деньги – они же были закопаны, ничего им не сделается!

Денег, к слову, я не нашла, должно быть, сердобольные соседи, разгребая обломки курятника, отыскали мой тайник.

– Плати! – слышала я их голоса.

– Я работаю! – отвечала я. – Я выплачу, кому сколько должна, как только сумею! Добрые люди, у меня нет денег, вы же знаете, что я сирота и Агата тоже… Нас из милости взяли судомойками, но…

– Я заплачу, – сказала вдруг госпожа Тинке. – Сколько?

Я, признаюсь, лишилась дара речи. Чтобы мачеха Эллы…

Соседи притихли.

– Да Маргрит сама расплатится, – сказал дядя Марк, старый огородник.

– Ну так! У нее руки нужным концом приставлены, заработает, – поддержала его супруга.

– И правда, что вы на девку взъелись? – громко вопросила хозяйка единственного в нашем предместье трактира. – Ей сперва на жизнь заработать нужно, а ты, Ганс, без своего гнилого сарая уж проживешь! И ты, Линда, не помрешь – твой забор только на растопку и годился!

Соседи начали браниться, а госпожа Тинке взяла меня за плечо и повела прочь.

– Спасибо, сударыня, – сказала я, опустив голову. – Я расплачусь. Не сразу, но расплачусь.

– Верю, – ответила она. Хильда Тинке была высокой стройной женщиной, не верилось, что ей уже под пятьдесят и что у нее две взрослые дочери. – Тебя хорошо воспитали. Я завидовала твоей тетушке, не скрою.

– Отчего, сударыня?

– Неважно, – ответила она и умолкла. Потом спросила: – Ты слыхала что-нибудь о королевском бале?

– Конечно. Кузина была там с тетушкой, а я подглядывала снаружи – там много оказалось таких девушек, – повторила я свое вранье. – Вы с дочерьми ведь тоже там были?